Правда о бойце
Село Орловское – родина Героя Советского Союза Владимира Венцова (настоящее имя – Вольдемар Венцель). Здесь он родился 6 сентября (по другим данным – 13 сентября) 1924 года. Только этот факт его биографии тщательно скрывался цензурой вплоть до конца 80-х годов прошлого века.
В селе сохранился дом, в котором родилась и выросла его мама – Термина Рейш. О ней известно, что она умерла вскоре после родов сына Вольдемара. Спустя несколько лет овдовевший отец Карл Венцель перебрался в Саратов. Его дом найти не удалось, поскольку в селе было много жителей с такой фамилией, да и не все строения сохранились до наших дней.
С 2014 года местная общеобразовательная школа носит имя героя, на ее фасаде – памятная доска. В школе есть музей, один из стендов которого посвящен легендарному земляку. Руководитель музея, заместитель директора школы по воспитательной работе Валентина Голубева рассказала «МНГ», что в настоящее время известно о Венцове-Венцеле.
В № 177 казахстанской республиканской газеты «Фройндшафт» от 14 сентября 1989 года были опубликованы воспоминания саратовца-фронтовика Камиля Алимова. По его словам, он знал Венцелей с 1930 года. Они были соседями по дому № 4 на улице Ленина в Саратове.
Будущий герой учился в школе № 25. В 1939 году Венцель пошел работать. Был принят в Саратовской юридический институт на должность помощника повара столовой. От этого периода с августа 1939-го по июль 1941 года осталось несколько фотографий.
В июне 1941 года Венцель и Алимов написали в военкомате заявления с просьбой отправить их на фронт. Им тогда отказали. Но уже в июле Вольдемара, как вспоминает Алимов, послали на учебу в военную школу.
О том, что Венцов и Венцель – один человек, Алимов узнал в 1966 году, когда по тому же адресу проживания пришел писатель Николай Румянцев, который работал над книгой о саратовцах – Героях Советского Союза. Под названием «Люди легендарного подвига» она вышла в 1968-м. В ней написано: лейтенант Венцов совершил подвиг и погиб от ран 25 сентября 1943 года при форсировании Днепра. Герой же, по версии Румянцева, родился в семье рабочего в Саратове. Под этой фамилией он и захоронен в селе Вишневое Черниговской области Украины.
История о том, как Венцель стал Венцовым неизвестна. При этом совпадение личности подтверждается свидетелем и фотографиями.
Последний свидетель
Автору удалось найти единственного коренного жителя – Андрея Андреевича Шварца, родившегося в 1934 году. С 1974-го он живет в нескольких километрах от родного села, в Буераке. Это тоже бывшая колония – Брокгаузен, переименованная в 1942-м.
87-летний Андрей Андреевич помнит, как Орловское освобождали от немецкого населения в начале сентября 1941 года. Он жил здесь с мамой Раисой, сестрами Марией, Мартой и Ирмой. Отца, ветврача Генриха Шварца, забрали в 1937-м и на следующий год расстреляли. Только через много лет выяснилось, за что он был репрессирован. Оказалось, после закрытия лютеранской церкви пятеро односельчан продолжали собираться в доме у единоверца. Кто-то написал донос, всех участников арестовали, объявив шпионами.
«28 августа 1941 года вышел Указ „О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья“. В первых числах сентября в селе появились вооруженные военные, жителей посадили на баржу, отвезли в Энгельс, где стали грузить в вагоны. В тот момент я, конечно, не понимал весь ужас происходящего. Опомнился уже в товарном вагоне, когда захотелось пить, а воды нет, затем понадобилось в туалет, а дверь закрыта с внешней стороны, вокруг состава вооруженная охрана. Хорошо, мама успела зарезать несколько кур, которыми мы питались в пути, а вся скотина осталась на подворье без присмотра. Поезд ехал долго, редко и только по ночам можно было выходить, спали на полу, многие полусидя из-за нехватки места, – вспоминает Андрей Андреевич. – Когда мы приехали на станцию Канск-Енисейский, нас высадили, погрузили на подводы, дали шубы, ведь на дворе уже лежал снег, а у нас не было теплой одежды».
Отвезли их в тайгу. В селе Тумаково Ирбейского района Красноярского края пять семей с маленькими детьми на зиму расселили у местных жителей. После того как потеплело, весной 1942 года, депортированных переселили в барак на окраине села, где была сложена большая русская печь. В помещении не было перегородок, все жили, как одна большая община, спали на нарах, сделанных вокруг стен. Мама Шварца и старшая сестра работали в колхозе за трудодни.
10 июня 1945 года Раиса Шварц умерла от пневмонии. «Мы стояли рядом с нарами и горько плакали. Что в тот момент думала она, оставляя детей? После похорон старшая сестра поделила оставшиеся восемь картофелин, которые мы съели. А потом разошлись, пошли побираться, выживали за счет того, что кто подаст», – рассказывает Шварц, у которого на глазах наворачиваются слезы.
В 1946 году семью перевезли на машинах в совхоз №2 того же района. Там условия были лучше, работала столовая, один раз в день давали два черпака супа. В бараке были отдельные комнаты для семей. Все дети, несмотря на возраст, работали: пололи, кололи дрова, возили воду. В школу Андрей Шварц пошел в 1946- м в возрасте 12 лет и закончил только четыре класса, поскольку семилетки в совхозе не было. В 1954 году женился, выучился на тракториста и дизелиста, позже на комбайнера и механика.
В 1957 году семья уехала в Казахстан. В то время возвращаться в поселения бывшей немецкой республики немцам было еще запрещено. Последние ограничения были сняты в 1972 году, и спустя два года Шварц вернулся в Орловское. Домов пустых там не было, поэтому ему предложили купить дом в отделении колхоза – в Буераке. Тут он работал механизатором, вел большое хозяйство. До сих пор имеющиеся у него 50 соток земли обрабатывает на сделанном собственными руками в 1976 году тракторе с двигателем от легкового автомобиля.
Удивительно, но он считает себя счастливым человеком и никого не винит за пережитые невзгоды. Шварц вырастил и воспитал детей – Фриду, Владимира, Виктора, Раю, Марусю, Ивана, Константина. Все они сейчас в Германии. Двое сыновей умерли – один во время жизни в Казахстане, второй уже в Буераке. «Дети приготовили мне документы на отъезд, свозили в Германию, но я сказал – никуда не поеду, рад, что сюда добрался, здесь моя Родина», – говорит он.
Автор попытался найти местных жителей, которые в 1941-м заселились в немецкие дома, но их уже нет в живых. Остались их потомки. Например, местная жительница Любовь Аброськина рассказала о том, как ее дед Петр Мухин, 1891 года рождения, вместе с женой и четырьмя детьми эвакуировался из села Бахмутовка Ворошиловоградской области Украины.
«Дед и отец (ему тогда было 11 лет) рассказывали, что из зоны эвакуации они ехали на подводах, куда погрузили вещи и запасы продовольствия. Дорога заняла около двух недель. В начале сентября они прибыли в Энгельс, где получили указание ехать в Александровку (это в трех километрах от Орловского). Когда они приехали, им сказали самим выбирать и занимать пустые дома», – рассказывает Любовь Аброськина. По ее словам, амбары были наполнены зерном, скотина гуляла по селу, остались неубранными в полях только кукуруза и арбузы. Возле дома рос сад, там зрели яблоки и груши. Чуть позже все запасы забрали для нужд фронта.
Эвакуированные были удивлены большим количеством красивых и добротных вещей, оставленных немцами, просторными домами и широкими улицами. Вся мебель служила потом переселенцам долгие годы, так же как ступы, плуги и другой сельскохозяйственный инвентарь.
Орловское: что в селе напоминает о том, что здесь более 170 лет жили немецкие колонисты
Орловское расположено в 80 км от Саратова и в 18 км от города Маркса на левом берегу Волги. Колония была основана 7 июня 1767 года. Первые поселенцы были выходцами из Саксонии, Ангальт-Дессау и города Цербста. Они нарекли свою новую малую родину в честь президента Канцелярии опекунства иностранных графа Григория Орлова. Сейчас здесь живут 1,5 тыс. человек, а до осени 1941-го проживало около 4,5 тыс. немцев.
Примерно четверть всех домов – это частично перестроенные деревянные, хотя сохранились и несколько кирпичных строений. Например, бывшая лютеранская церковь. По одним данным ее построили в 1845 году, по другим в 1860-м. Она действовала вплоть до 1935 года. Потом здесь разместили зернохранилище, а позже – клуб. Здесь и сейчас есть библиотека, работают творческие коллективы для детей и взрослых.
Бывшая лютеранская церковь
Фасад здания давно нуждается в ремонте, краска облупилась, кирпичи кое-где отваливаются. Хотя сам храм сложен на совесть и простоит еще много десятков лет. С 2009 года он внесен в список объектов культурного наследия Саратовской области. Местные жители говорят: в бывшей церкви есть огромный подвал, но он закрыт, и никто туда не заглядывает многие десятилетия.
Другие старинные постройки памятниками культурного наследия не считаются. Так, от двухэтажного здания церковно-приходской школы
постройки 1892 года осталась груда кирпичей и обломки деревянных конструкций. Хотя всего несколько лет назад его каркас еще был цел. До 1967 года здание использовалось, в нем учились дети.
Второе двухэтажное кирпичное здание расположено рядом с бывшей кирхой. Это дом для глухонемых детей постройки конца XIX века. После революции здесь также располагался приют для беспризорников. В конце 80-х годов XX века его забросили в связи с постройкой нового здания для детдома. У здания уже сейчас нет крыши, видимо, его ждет такая же судьба, как и старой школы.
Подворье и мастерские бывшего попечителя дома для глухонемых детей Готтлиба Вольфа сохранились в удовлетворительном состоянии. Сто лет назад здесь делали железные телеги, была кузница, производились изделия из металла. Сейчас там живут люди.
Еще одно имение неизвестного зажиточного колониста было конфисковано после 1917 года под один из корпусов детдома и используется до сих пор Орловским реабилитационным домом-интернатом для детей под прачечную. В этом здании жили дети, эвакуированные в СССР во время Гражданской войны в Испании 1936–1939 годов. Один из воспитанников жив до сих пор и поддерживает связь с жителями села. Это Франциско Лопес из города Эрмуа, недалеко от Бильбао.
Здесь жили испанцы
Автор отыскал в окрестностях еще два вполне осязаемых следа существования здесь немецкой колонии. Первый – заброшенный сад с одичавшими, но плодоносящими яблонями и грушами. Второй – две надгробные плиты на местном кладбище и один сломанный железный лютеранский крест. Где остальные захоронения – местные жители не знают. Возможно, могильные холмы без опознавательных знаков на том же погосте и есть лютеранские захоронения.
Надгробная плита с надписью на немецком языке на местном кладбище
Олег Винс
