для детей «Множественные миры Лени Скворечникова» (Фото: Гайдаровка/VK)
На недавней встрече в Гайдаровке с читателями одна девочка задала тебе и Алексею Зайцеву вопрос: как стать нормальным писателем? Как ты считаешь, ты им стал уже?
Надеюсь, я никогда им не стану. Я сам как читатель предпочитаю что-то нестандартное и как автор стремлюсь быть в каком-то смысле ненормальным писателем. Я не хочу повторять и самого себя, использовать всё время одни и те же приемы.
Нет ощущения того, что сейчас становится нормой делать что-то ненормальное?
Да, есть определенные попытки быть ненормальным, и эта ненормальность становится стандартом. Скажем, сейчас все занимаются автофикшеном. Я – нет, хотя у меня во взрослых текстах много дневниковых частей. Мне автофикшен не нравится тем, что в нем язык всегда похож. Неважно, говорит ли на нем чернокожая лесбиянка из Чикаго или 40-летний русский парень. У них примерно одинаковый язык.
Ты своим путем идешь?
Уникальных авторов в России сейчас нет. Думаю, это и невозможно – идти своим путем. Да это и не нужно делать. Я пытаюсь, чтобы в текстах я остался как Женя Больдт и чтобы в них было что-то уникальное. Сейчас вообще нужно заниматься другими вещами.
Какими?
Для меня как для автора важны определенная честность, прежде всего в языке, и форма, которая значимее, чем содержание. Если будет честное высказывание, то содержание само появится, пристроится к форме. Нужно работать авторским голосом. И не бояться, что он может быть похож на чей-то. Я вижу, что есть авторы, которые занимаются примерно тем же. Меня это радует. Но я понимаю, что есть что-то, что нас различает. Когда мы начнем говорить совсем одинаково, то тогда лучше прекратить писать.
Честность для детской литературы актуальна?
Она еще более актуальна для детской, чем для взрослой. Дети лучше чувствуют фальшь. Я иногда сам вижу тексты, когда, условно скажем, 40-летняя женщина пытается говорить как 15-летний подросток, к которому она еще и с осуждением относится. Выглядит так: я попробую говорить, как ты. Для детей я часто пишу от первого лица. Важно, чтобы это не ушло в стилизацию, было искренне. Нельзя стоять выше ребенка. Тогда это будет уже не детская литература, а дидактика.
Есть темы, на которые бы ты в России не писал для детей?
Герой моего первого романа для подростков курит и ругается. Этот роман не вышел и не выйдет в России. Потому что таким герой может быть только в книге для тех, кому 18+. Но им будет неинтересно читать о 13-летнем подростке. Если ты будешь честен, то не сможешь добиться возрастного ценза 12+ или 16+. А если ты не будешь честен, то зачем писать? Я пишу книги для 10-летних. В них нет тех проблем, которые волнуют подростков, и можно оставаться честным.
А если напечатать неизданный роман в Германии? Это был бы выход?
Русскоязычная литература для детей только начинает развиваться за рубежом. Знаю, что в Грузии появилось издательство, выпускающее книги, издать в России которые было бы немыслимо. Но пока я пишу для детей то, что можно издать здесь. Мне это нравится. Издатели готовы это издавать. Кстати, на прошлых выходных был финал фестиваля коротких рассказов «Кора». Его проводят Алексей Олейников и Гайдаровка. В шорт-лист фестиваля вышел мой рассказ «Ойген-Женя» про российского немца-подростка. Я надеюсь, что он будет опубликован вместе с рассказами других финалистов. Издательство «Волчок» публикует многие рассказы «Коры».
Для тебя самого важны память рода, твое немецкое происхождение?
Да. Больдт – мамина фамилия. После замужества маме было принципиально ее сохранить. И даже папа ее взял. Я изучал мамину линию. Выяснил, что мы алтайские немцы. Я не люблю, когда говорят «немцы». Я российский немец. Для меня это отдельная национальность. И важно то, что мы меннониты. Мама рассказывала, что бабушка на Алтае мечтала стать учителем немецкого языка и литературы. А проработала всю жизнь сварщиком в Поволжье, где она оказалась в 19-летнем возрасте, будучи мобилизованной в трудовую армию.
Ты же мог переехать в Германию.
Там живут моя мама и старший брат. Я отказался переезжать, когда мама в 2021-м оформляла документы.
Сейчас в Германии готовится к изданию твоя книга для взрослых «Разбойник». Почему там? Публикация немыслима в России?
Я отправлял книгу в конкретное издательство. Возможно, если бы ее там не взяли, я бы поискал российское.
Где твой читатель живет – в России или в Германии?
Я надеюсь, что в России. Мне близка позиция Шаламова, который запрещал публиковать «Колымские рассказы» за рубежом. Ему важно было, чтобы его читали на родине. И его стали читать здесь, правда, после его смерти. Шаламов – гениальнейший писатель, один из моих любимых.
А где бы ты сам хотел жить?
На Петроградке. Мне нравится Петроградка.
На литературном портале «Полутона» перечислены те, кого ты называешь учителями. Среди них Петр Дик. Почему он? Насколько искусство и литература российских немцев повлияли на твое становление?
Я люблю тишину Петра Дика, его умолчание. Люблю, когда пауза значит больше, чем слова. У Дика на картинах мало предметов, но они всегда изнутри заряжены. Я окончил Муху (Санкт-Петербургскую государственную художественно-промышленную академию им. А.Л. Штиглица. – Ред.), писал курсовую про графику российских немцев. Эта тема меня очень интересовала. Для меня важны работы Дистергефта, я считаю, это аналог Шаламова в графике. Мне нравится Лев Вейберт. Для них всех как раз характерно умолчание, в их графике важно не то, о чем они говорят, а то, о чем они не говорят.
В то время, когда они жили, молчание столько и значило. Может, и тебе выпало в похожее время жить?
Я надеюсь на лучшее. Мне хочется больше пустословить, чем молчать.
Беседовала Ольга Силантьева
Книжная полка
Множественные миры Лени Скворечникова
Автор: Женя Больдт
Художник: Дина Усманди
Вых. данные: М.: Пять четвертей, 2023.
Кол-во стр.: 152 стр.
Возр. ценз: 6+
