Я родилась в Ташкенте, в столице Узбекистана. Там прошли мои детство и юность. Связано это с тем, что мои предки по отцовской линии были выселены на спецпоселение в Среднюю Азию. Мой дедушка и мой отец появились на свет уже в Самарканде.
Мой прадедушка родился в 1908 году в кантоне Бальцер. В 1930-м был раскулачен, отправлен на спецпоселение. В 1942-м как лицо немецкой национальности он был мобилизован в трудовую армию. С 1946-го по 1954 год находился на учете на спецпоселении. Но всё это его не сломило. Для меня он – образец стойкости. Когда мне приходится преодолевать в жизни какие-то трудности, я часто думаю о нем. И не только о нем – вообще о российских немцах, на долю которых выпали такие удары судьбы.
Однажды я спросила родителей, пыталась ли наша семья изменить запись о национальности в советском паспорте. Это было бы логично после всего того, что сделали с немцами. Но в ответ услышала категорическое «нет». Мы пострадали из-за нашей национальности, и она стала еще ценнее для нас. Как мы могли бы от нее отказаться и предать тем самым наших предков? Никогда.
Перед этнографической экспедицией я никогда не была в местах бывшего проживания поволжских немцев. Тем интереснее мне было увидеть, как там всё выглядит. Я даже специально не смотрела сегодняшние фотографии тех мест, ехала без всяких предубеждений. Я думала, что увижу, может, не процветающие села, но уж точно функционирующие и оберегающие свое историческое наследие. Но увидела прежде всего разруху.
Например, встречается еще много старых домов, но большая их часть находится в плохом состоянии. Сначала кажется: ну вот, ветхий дом, не будем обобщать. Но потом едешь в другую деревню, в третью и видишь, что там всё выглядит так же.
(Фото: Тино Кюнцель (первые две), VK, НМО)
Мы видели кирхи поволжских немцев, некоторые из них впечатляющие: большие и красивые, но не в функционирующем состоянии. В одной из бывших кирх паслись козы. Я бы сказала, что в 70% поселений, которые были основаны как немецкие колонии, нет никакой инфраструктуры, которая должна быть в нормальном селе. Жители живут в основном тем, что они сами выращивают. В одном селе жило только две семьи.
Конечно, не всё так мрачно. Мы встречались со многими людьми, которым я благодарна за их неравнодушие. Видно, как много зависит от конкретного человека. Пример тому – Любовь Капустина, руководитель музея в Нижней Добринке. Это поселение произвело на меня самое благоприятное впечатление из тех мест, где мы побывали.
Стоит еще отметить, что урбанизация влияет на сельскую местность значительно. С этим ничего не поделаешь. Немецкие переселенцы когда-то приложили колоссальные усилия, чтобы освоить эти земли. Они заслужили искреннее восхищение. Это чудо после 1941 года, когда немцев оттуда выселили, не получило продолжения.
Я потухшей возвращалась в Москву и сразу включилась во всевозможные проекты, как будто хотела доказать себе: нет, нет, время не должно остановиться, жизнь продолжается. Перед тем как ваша газета со мной связалась, я старалась по возможности забыть увиденное, так как это была личная эмоциональная поездка, я бы не хотела ее повторить.
Записал Тино Кюнцель
