Много лет назад, принимая участие в одной российско-немецкой конференции, я услышал от докладчика примерно такую фразу: «Und das gehört zu der Erinnerungsarbeit». Слово «Erinnerungsarbeit» можно было трактовать как угодно: «работа над воспоминаниями», «работа воспоминаний» и т.п. Попытки вывести смысл термина из суммы значений компонентов дал лишь примерное представление.
Впоследствии оказалось, что термин «Erinnerungsarbeit» означал работу по восстановлению утраченной памяти прошлых лет, возвращение забытых имен, событий, дат. Согласитесь, с одной стороны, простое, но в то же время емкое понятие. И подобных слов в немецком языке великое множество! Откуда они взялись?
Глоссарии и разговорники
Немецкий язык не сразу стал языком философии и других возвышенных наук. В середине VIII века (именно к этому периоду относятся письменные источники, впервые «зафиксировавшие» немецкий язык) он выполнял скорее служебную функцию. В раннем Средневековье языком научного, культурного и религиозного общения была латынь. Карл Великий, занимаясь просвещением своих подданных, приказал собирать книги, создавать библиотеки, записывать древнегерманские легенды и т.п.
Представим себе ученого монаха (центрами «учености» в те времена были именно монастыри), который, читая и переписывая книги, делал пометки – «глоссы» – на своем родном языке рядом с незнакомыми латинскими словами. Поскольку указанная эпоха – это время активного распространения христианской веры и христианского учения, принесшего с собой множество новых слов, то таких пометок приходилось делать много. Так и появились сборники глосс – глоссарии, ставшие первыми письменными памятниками древневерхненемецкого языка. Первые из них были в основном списками религиозных терминов. Позже появлялись глоссарии, содержавшие неизменные знания: списки растений, медицинские рецепты, названия частей тела человека и т.п.
Помимо глоссариев, фиксаторами языка стали и разговорники для путешественников. Один из дошедших до нас – «Парижские разговоры» (нем. Pariser Gespräche, назван так по «месту создания»), содержал древневерхнемецко-латинский список частей тела человека и двуязычные фразы и выражения для применения в любых повседневных ситуациях. Например, «Erro e. guille trenchen» – «Herr, ich will trinken» (Господин, я хочу пить) или «Habes corne min ro∫∫a» – «Hast du Hafer für meine Pferde?» (У тебя найдется зерно для моей лошади?).
Развивался и литературный язык, носителями которого стали поэты куртуазной эпохи – миннезингеры. Они привнесли в состав немецкого языка пласт лексики, связанный с рыцарским бытом, обычаями, придворной жизнью. Миннезингеры насытили средневековый немецкий язык красотой и изящностью слога. Слова заимствовались из французского или создавались по правилам средневекового немецкого словообразования с использованием, например, латинских суффиксов. Такие «нововведения» можно найти у Тангейзера: zhantieren – singen (петь), parlieren – aussprechen (произносить), plâniure – Wiese (луг, открытая местность, пленэр). Но с закатом рыцарской культуры угасает и интерес к миннезингерской поэзии. Немецкий язык, если можно так сказать, спускается с небес на землю. Некоторые современные немецкие исследователи называют это кризисом развития немецкого литературного языка, поскольку вместе с ним практически исчезли красочные пассажи и речевые обороты рыцарей-поэтов, а немецкий язык, обретший к концу XIII века существенную самостоятельность, стал активно использоваться в описании повседневности – обилие юридических и деловых текстов, например, протоколов, расчетных книг, свидетельств.
Высокое и чудесное
Место литературного языка снова заняла латынь. Казалось, что новых импульсов для развития уже нет. Но, начиная с конца XIII века, среди текстов выделяется особая группа, не предназначенная для широкого круга – тексты мистиков. Их задачей было описать неописуемое – непознаваемость бога. На место построенных по канонам риторики диалогических доказательств бытия божия приходит не познаваемое единение с богом, проходящее через сферу чувственного восприятия и реализованное в языке.
Первые попытки подобных описаний средствами немецкого языка обнаруживаются у немецкой мистической писательницы Мехтильды Магдебургской. Для нее как для монахини восторг от душевного единения с богом есть ни что иное как «hovereise» (hohe Reise – движение ввысь), где небесным двором правит «hohe fürst» (hoher Fürst – князь небес) и где «ze hove dienet und die hovesprâche sprechet» (где проходит высокое служение и говорят на высоком языке).
Мехтильда Магдебургская была одной из тех, кто задал новый вектор развития немецкого языка – описание абстрактных, личностных переживаний. И коль скоро это стало возможным, мистики, в первую очередь теолог Майстер Экхарт, заявили: «Nû wil ich sprechen, daz ich nie gesprach» (Теперь и я могу говорить так, как никогда не говорил). Эту мысль подтвердил несколькими веками позже Иосиф Квинт, один из лучших интерпретаторов Майстера Экхарта: «Was auch immer im eigentlichen Sinne in Worten geäußert werden kann, das muss von innen heraus kommen und sich durch die innere Form bewegen…» (Все, что может быть выражено словами в непосредственном смысле, должно идти изнутри и двигаться через внутреннюю форму).
Мистический опыт нельзя выразить простыми словами, его нужно пропустить через себя, облечь в некоторую внутреннюю форму, и только после этого реализовать в речи. Но поскольку подходящих обозначений в немецком языке практически не было (ранние французские заимствования оказались бессильны), мистики стали пользоваться всем словообразовательным потенциалом немецкого языка XIV-XV веков, создавая емкие и оттого непонятные обывателю абстрактные термины. Многие имена существительные с характерными для современного немецкого языка суффиксами -heit, -keit и -ung(e) стали результатом языковой деятельности средневековых мистиков. Например, несуществующие за рамками мистицизма «hôchheit» (die Höhe – высь, высота), «wunderheit» (чудесное, в смысле сотворенное богом), «zîtheit» (Zeitlichkeit, Welt – временность, бренность, мир).
Отдельно следует выделить расширение значения некоторых уже существовавших слов. Например, слово «anstôz» (Grenze, граница) приобретает в мистических учениях противоположное значение Einwand, Anfechtung – импульс, толчок, а слово eigenschaft (срвн. Eigentum – собственность) приобрело привычный нам смысл «качество, свойство». До появления мистиков подобных абстрактных понятий, за исключением некоторых слов с суффиксом -heit, встречающихся у немецкого миннезингера Гартмана фон Ауе, в немецком языке не существовало.
Язык мистиков
ufgezogenheit (die Aufgezogenheit) — возвышение
betrachtunge (die Betrachtung) — созерцание
nichtheit, nichtikeit (die Nichtigkeit) — бренность
aneschouwunge (die Anschauung) — миросозерцание
gegenwurf (das Entgegengengeworfene, der Gegenstand) — предмет
underwurf (das Subjekt) — субъект
daz niht (das Nichts)- ничто