История Дженнифер, беженки из Нигера, при всей интимности сюжета, разворачивалась на глазах сотен людей, причастных к работе с мигрантами в Нижней Баварии. Начало было драматическим: Дженнифер пропала. В условиях локдауна это заметили не сразу. Интеграционные мероприятия, регулярно организуемые для мигрантов, в это время не проводились из-за карантинных ограничений. Если бы была отмечена ее неявка на консультационные собрания, на другие встречи, назначаемые властями или местным интеграционным союзом Buntes Miteinander, тревогу забили бы раньше. Но…
Когда в общежитие для соискателей статуса беженцев в городе Гайзенхаузене явилась полиция в поисках Дженнифер, выяснилось, что ее комната пустует уже пару недель. А ведь полицейские хотели вручить ей решение ведомства по делам иностранцев об отказе в признании статуса беженца с последующей депортацией по месту происхождения. То есть – назад, в Нигер! Предписание осталось неврученным, депортация не состоялась.
Неужели действительно пропала? Да еще с грудным ребенком! Но выяснилось, что из комнаты были украдкой вынесены все вещи. Никто из соседей не мог сказать, когда это произошло. «Кажется, я вчера ее видел. А может, это было не вчера, а в прошлом месяце…»
Поиски не скоро, но увенчались успехом. И Дженнифер, и ее двухмесячный ребенок обнаружились в соседнем Ландсхуте в одной из квартир, напоминающих коммуналку. Молодая мать, не зарегистрировавшись по новому адресу, подселилась к одной землячке. Что уже граничит с аферой, поскольку до официального признания статуса беженки она обязана жить в месте, отведенном для этой цели правительством Нижней Баварии.
Кроме малыша, на руках у Дженнифер было свеженькое, заверенное нотариусом свидетельство о признании отцовства, подписанное неким Мирко – гражданином Германии и многолетним безработным. По закону, если один из родителей ребенка – гражданин Германии, то второму (родителю-иностранцу) предоставляется право остаться в стране. Но в истории Дженнифер видно невооруженным глазом, что пропажу она разыграла для оттягивания депортации и покупки отцовства ребенку.
Незамысловато, но эффективно.
Вида на жительство у нее, впрочем, пока нет. В достоверности ее претензий разбираются местное ведомство по делам иностранцев, федеральное ведомство по делам мигрантов и беженцев, полиция, прокуратура. Подключилось и агентство по труду, выплачивающее Мирко пособие по безработице, ведь теперь размер пособия должен быть увеличен с учетом потребностей ребенка. Но действительно ли Мирко – отец? Или он проплаченный «подписант»? Истину установить очень трудно. Ключом мог бы быть анализ ДНК. Но обязать к прохождению генетического обследования можно только судебным постановлением при наличии веских улик, указывающих на участие в тяжком преступлении. В любых иных случаях – только добровольный ДНК-тест. Ясно, что и Мирко, и мать «добровольно» отказываются.
Следствие топчется на месте. По данным федерального МВД, только в Баварии открыто не менее 120 таких дел. В Бремене под сотню, в Гамбурге свыше 80. Земля-рекордсмен – Баден-Вюртемберг: 190 дел, открытых по признакам фальшивого отцовства.
Это стало еще одной отраслью теневого бизнеса: переброска в страну мамаш, поиск потенциальных папаш, прикрытие необходимыми документами и стандартно-романтическими историями о якобы былых встречах, породивших через девять месяцев данный прецедент.
Гонорар липовому папаше (платит, естественно, «рожающая сторона», к тому же она оплачивает услуги посредников) – четырехзначный. Кандидатов ищут в среде безработных, отличающихся асоциальным поведением. В бизнесе участвуют службы знакомств, нечистоплотные частные нотариусы. Полиция Берлина исходит из того, что участвуют и более «реальные пацаны» – международные группировки, занятые контрабандой наркотиков и торговлей людьми.
Законопроект о передаче прав признания отцовства ведомству по делам иностранцев, разработанный Министерством юстиции Северного Рейна – Вестфалии, конечно, поставит рогатку столь легкому бизнесу. На основе голословных заверений документы выдаваться не будут, факты былых встреч будут перепроверяться. Остановит ли это «родителей»?
Елена Шлегель
