Михаэль Тарассон, 32 года, Швайнфурт, Бавария
Верующим христианином я стал 5–6 лет назад, хотя духовными практиками увлекался всегда. Я был кришнаитом, интересовался скандинавским и славянским язычеством. Мой дедушка – российский немец и лютеранин, в советское время он проводил подпольные богослужения, а когда переехал в Германию, в Берлине выполнял пасторские обязанности. Дед – глубоко верующий человек. Когда у меня возникли сомнения в идеях индуизма и буддизма, он мне сказал: «Ты же знаешь, где у вас в Омске лютеранская церковь, иди, Христос тебя уже ждет».
Так я стал посещать евангелическо-лютеранскую церковь в Омске. Сначала был просто прихожанином, потом по своей инициативе получил различного рода служения, в том числе чтения Евангелия во время богослужений. В 2021 году мы с женой переехали в Германию, в Баварию. Я каждую неделю ходил здесь в новую церковь, искал общину, которая будет наиболее традиционной. Мне не нравилось, что в некоторых общинах есть толерантное отношение к вещам, которые я не разделяю, например, гомосексуальные отношения. В итоге нашел, хоть и далеко от дома, подходящую лютеранскую церковь – Gustaf-Adolf-Kirche. Здесь хорошие проповеди, не по бумажке, не «сухие». А сама по себе церковь такая домашняя, уютная, как в Омске.
После нескольких богослужений я поговорил с пастором о том, могу ли принимать активное участие в литургии. Он разрешил, нужно было только подтянуть немецкий язык. Я заметил, что многие лютеране из числа российских немцев не ходят на службы, потому что до сих пор имеют проблемы с языком. Я, конечно, хотел бы вести здесь служения на русском, для тех, кто по нему скучает. Некоторые переселенцы живут тут больше 20 лет, но не могут, порой, составить простые предложения. Они застряли в русскоязычной среде, сами себя изолировали. К сожалению, на уровне церкви внимание таким лютеранам не уделяется.
Накануне выхода этого номера «Московской немецкой газеты» Михаэль Тарассон провел свою первую службу на русском и немецком языках.
Ольга Калой, 39 лет, Нойвид, Рейнланд-Пфальц
Родители моей мамы были адвентистами, и мы в России посещали Церковь адвентистов седьмого дня. В 1995 году мы переехали из Ульяновска на ПМЖ в Германию, и нас распределили в Рейнланд-Пфальц, поскольку там уже жили наши родственники. До получения жилья нам пришлось жить в помещении Церкви адвентистов. Здание было небольшим, активностей никаких. Через год к нам приехали еще две русскоговорящие семьи – два брата-проповедника, довольно известные среди адвентистов. Они стали активно работать, и благодаря этому церковь начала расти. Мы даже перестроили здание.
Местные жители были заинтересованы в том, чтобы мы быстрее интегрировались.
Я благодарна за помощь, но некоторые инициативы были лишними. Нас сильно задело то, что немцы хотели, чтобы проповеди были только на немецком и чтобы мы и между собой разговаривали только на немецком, для лучшей интеграции. Церковь разделилась, русскоговорящие прихожане ушли и образовали свою общину, официально ее зарегистрировали.
Одно дело, когда ты говоришь на немецком в магазине, другое – когда разговариваешь с Богом.
Василий Беккер, 38 лет, Нюрнберг, Бавария
С 2008-го по 2014-й я был прихожанином Евангелическо-лютеранская общины в Томске, до своего отъезда в Германию замещал там пастора и возглавлял общину – был председателем совета.
Интерес к религии у меня возник из-за бабушки. Она тоже была лютеранкой. Так как лютеранских общин в советские годы было немного, то она стала посещать баптистскую церковь, вела активную церковную жизнь.
После переезда в Германию для меня было важно продолжать религиозную жизнь именно в той конфессии, в которой я был до этого. Она мне казалась более взвешенной, более продуманной из всех, что я знал. Сначала я жил в Ансберге, там была всего одна лютеранская церквушка. Я ходил в нее раз в месяц и каких-то дружеских контактов там не завел. Периодически ездил на службы к баптистам, среди которых много моих родственников. Когда переехал в Аугсбург, нашел, наконец, «свою» общину. После двух-трех служб поговорил с пастором о том что хочу более активно участвовать в жизни общины. Начал помогать в организации и проведении мероприятий, платить церковный налог.
Через год нашел работу и переехал в Нюрнберг. Снова стал искать подходящую общину. Здесь очень много церквей, но ни одна из них меня не привлекала. Как-то постепенно я стал атеистом. Это случилось по разным причинам, в том числе и из-за понимания, что во многом «идея Бога» нужна человеку, когда у него проблемы, и он ищет защиты, а когда все хорошо, то Бог ему не нужен. После переезда в Германию у меня стало значительно меньше стресса во многих сферах жизни. Я свой интерес к религии, когда-то приведший меня в храм, достаточно удовлетворил. В 2018 году я официально вышел из церкви.
Мария, 67 лет, Райне, Северный Рейн – Вестфалия
Мы переехали из Алма-Аты в Германию в 1991 году. Отец у меня был представителем евангелической церкви, его родители – баптистами, деды – меннонитами, а мама была из Свидетелей Иеговы (в России деятельность организации признана экстремистской – Ред.). Я посещала службы, как с отцом, так и с матерью. Но решила остаться в евангелической общине, она показалась мне более демократичной. Свидетелям Иеговы нельзя дружить с людьми другой веры, а обязательной частью служения является посещение других домов и семей. А когда работать? Как содержать семью? Так я стала прихожанкой евангелической кирхи. Немецкий язык хорошо освоила, без проблем понимала проповедь.
Я думаю, что многих переселенцев «официальные вероисповедования» могут пугать из-за церковного налога, и поэтому люди отказываются ходить в церковь. А это важно, важно чтобы люди верили, и каждый вправе решать, как и где это делать. Кстати, после начала пандемии многие «наши» перестали ходить на службу, не хотят прививаться.
Марина Вервейн, 35 лет, Вупперталь, Северный Рейн – Вестфалия
Я родилась в Казахстане и была крещена в православии. В церковь ходила редко и только со своей русской бабушкой, моя немецкая бабушка – атеистка, она всегда говорила и сейчас говорит, что не верит в Бога. Но однажды, собирая информацию для генеалогического древа семьи, я нашла в документах свидетельство 1938 года о конфирмации бабушки, оказывается она была лютеранкой.
В России я ходила в православную церковь в Новосибирске, но только на рождественскую службу. В моей жизни не было человека, который мог бы рассказать о православных обрядах. Я чувствовала в храме себя некомфортно, не знала, как правильно себя вести и все время боялась сделать ошибку.
Во время поездок в Европу я заглядывала в католические и протестантские церкви. Мне всегда нравилось, что можно спокойно зайти внутрь, даже если ты другой веры, но это все были туристические развлечения.
Я пришла к вере благодаря искусству. После переезда в Германию в прошлом году я прошла онлайн-курс «Библейские сюжеты в живописи». Чтобы лучше понимать, о чем идет речь на курсе, я начала читать Евангелие. Слушала много классической музыки, особенно Баха, и вдруг мне захотелось прийти в евангелическую церковь на службу с органом. И вот это ощущение спокойствия, свободы, отсутствия каких-то строгих правил и регламента мне очень понравилось. Я стала прихожанкой. Церковь, особенно община, очень помогает с интеграцией. Я участвую как волонтер в мероприятиях, и это хорошая практика языка. Во время службы, когда исполняются гимны, я внимательно слушаю, а очень понравившиеся произведения учу наизусть.
Когда ты ощущаешь себя частью общины, то чувствуешь себя своим. Оказалось, что вера играет важную роль для моей этнической идентичности. Я считаю, что если ты хочешь «быть немцем», то нужно также быть католиком или лютеранином.
Галина Клаузер, 38 лет, Гронау, Северный Рейн-Вестфалия
Моя бабушка-немка была католичкой, и я помню, как в моем детстве к нам раз в год из Германии приезжал священник. В нашей деревне в Омской области не было своей церкви, поэтому приезд священника был большим событием. Бабушка учила меня молиться по четкам (нем. Rosenkranz), мне нравилось ходить с ней на службу и подражать ей.
В 1997 году мы переехали в Германию. Я посещала церковь, бывая в гостях у бабушки, а когда ее не стало, все куда-то исчезло. В моей жизни было много ситуаций, когда была нужна помощь Бога, и он мне помогал. Но при этом я никогда не чувствовала себя привязанной к католической церкви, это было все то же подражание бабушке.
Как-то я была у своей тети и рассказала ей, что собираюсь выйти из католической церкви. Она ответила, что не удивлена, поскольку на самом деле я православная. Оказалось, что в два года меня вместе с отцом и другими сестрами и братом крестили в Омске. Но при переезде в Германию кто-то посоветовал родителям записать нас как католиков, чтобы было проще.
Сейчас я хожу в православный храм в Мюнстере. Там среди прихожан много русскоговорящих, но есть и немцы, и румыны. Возможно, если бы я пришла к православию будучи подростком, то это могло бы как-то помешать интеграции – католиков и протестантов немецкое общество принимает чуть лучше, но во взрослом возрасте, думаю, разницы нет. У православной и католической церквей ведь много общего. Самое важное – любовь к ближнему, тогда без разницы, к какой религии ты принадлежишь.
Подготовил Виталий Шмидт
