Барона Мюнхгаузена принято считать комическим персонажем, залихватским вралем с фантазией, которой можно было бы только позавидовать. Режиссер нового спектакля в МХТ им. А.П.Чехова Виктор Крамер увидел в бароне фигуру трагическую, отсюда и растерянность зрителей, которые в антракте обсуждали остаться ли им или уйти со второй части, – они шли на комедию, а им показали трагифарс.
«Идея возникла у нас с Константином Юрьевичем Хабенским во время поездки, в поезде Москва – Санкт-Петербург. Обсуждали наши будущие творческие планы. Думали над тем, какой персонаж был бы интересен и нам, и зрителю. Так пришли к Мюнхгаузену», – рассказал в интервью изданию «Театрал» Виктор Крамер. В основе спектакля лежит оригинальная история, придуманная режиссером, а на нее нанизываются все эти замечательные байки, рассказанные Мюнхгаузеном и изданные на английском языке немцем Рудольфом Распе. Главная роль у Константина Хабенского.
Несмотря на то, что пьеса и поставленный по ней спектакль являются самостоятельными произведениями, некоторых ассоциаций с фильмом «Тот самый Мюнхгаузен» «Вракам» все же не избежать. И там, и там одинаковый «набор» героев: Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен, жена баронесса Якобина фон Дунтен, сын Феофил, новая любовь Марта (в пьесе Крамера она значится как «актуальная юная супруга барона с явными признаками беременности»), слуга Томас, адвокат Рамкопф и бургомистр, друг барона. И в фильме, и в спектакле барон – герой, освобожденный от всех условностей, романтический персонаж, выбивающийся из общепринятых норм. В спектакле это подчеркивается декорациями – у реквизита скошены углы, а сцена-платформа на протяжении всего действия переживает необыкновенные метаморфозы.
У Марка Захарова события развиваются вокруг признания Мюнхгаузена живым, у Виктора Крамера – вокруг смерти. Барон умирает, родственники ждут этого события, чтобы поделить скудное имущество. Но вдруг выясняется, что будущий покойник богат. Рудольф Распе решил перечислить ему часть гонорара за опубликованные рассказы в благодарность за то, что когда-то подслушанные им байки выправили финансовое положение новоиспеченного писателя.
Семья и «сочувствующие» вступают в борьбу за наследство, пытаясь подделать завещание. Барон же, находясь в состоянии «ни жив, ни мертв», увлекает зрителей в путешествие по своим историям. Он то зовет всех на осаду турецкой крепости, в момент взятия которой потерял половину лошади, то угощает урожаем вишен, выросших на рогах оленя, то вспоминает, как пас пчел турецкого султана.
Кульминацией воспоминаний о былых подвигах становится полет на воздушном шаре к луне, которую нужно почистить. И это невероятная по красоте и силе сцена – герой Хабенского сидит на верхней точке шара и рассуждает о межпланетных путешествиях, пока его родственники и друзья составляют текст завещания. На такое воображения Мюнхгаузену вряд ли бы хватило.
Хэппи-энда не будет, фантазер умирает, а семья решает открыть музей его имени, разумеется, с сувенирной лавкой.
Виктор Крамер в интервью «Театралу» говорит, что для него «Завещание Мюнхгаузена» имеет две составляющих. Первая – реальное завещание, вторая – завещание духовное. «Оно заключается в том, чтобы люди стремились найти свое место не только в реальности, но и пытались создавать собственные миры. Верили в них, какими бы абсурдными они не казались, поскольку все это помогает жить».
Любава Винокурова
