«Когда зал встал»

Одним из текстов на Всероссийской акции Tolles Diktat 19–24 февраля станет переведенное на немецкий интервью, которое писатель Даниил Гранин дал «МНГ» пять лет назад. Мы спрашивали у 97-летнего защитника блокадного Ленинграда о его чувствах к немцам. Но как сами жители Германии воспринимают Гранина?

 

Даниил Гранин почти час выступал в бундестаге / Deutscher Bundestag/Achim Melde

«Я, будучи на переднем крае начиная с 41-го и часть 42-го года, честно признаюсь, возненавидел немцев не только как противников, солдат вермахта, но и как тех, кто вопреки всем законам воинской чести, солдатского достоинства, офицерских традиций и тому подобное уничтожали людей, горожан самым мучительным, бесчеловечным способом, воевали уже не оружием, а с помощью голода, дальнобойной артиллерии, бомбежек», – говорил Даниил Гранин 27 января 2014 года в бундестаге на «Часе памяти» жертв национал-социализма. Он рассказывал об ужасах блокады, о героической борьбе жителей города, о том, как в нечеловеческих условиях люди оставались людьми. Эта речь стала знаковой в российско-германских отношениях.

Организованная в 2015-м совместная выставка «Россия – Германия: от конфронтации к сотрудничеству», проходившая одновременно в Москве и Берлине, завершалась как раз видео­записью выступления Даниила Гранина в бундестаге и реакцией депутатов на него. В 2016-м писатель был удостоен премии им. Фридриха Йозефа Гааза за особый вклад в развитие германо-российских отношений.

О значении памятной речи можно судить и по немецким СМИ. Участница волонтерской программы проекта «Гуманитарный жест» (волонтерская служба для блокадников) Виктория Березюк отмечает, что в рамках проекта был проведен анализ наиболее цитируемых немецкоязычных СМИ на предмет наличия в них статей о блокаде Ленинграда. Выяснилось, что после выступления ветерана в парламенте блокаду стали освещать в 3–4 раза чаще, а сам Гранин стал наиболее упоминаемым символом ленинградской драмы в этих медиа. В выборку попали 326 статей пяти немецких газет, опубликованных с 2008-го по 2020 год.

И тем не менее научная сотрудница Центра современных исторических исследований Коринна Кур-Королев, встречаясь с волонтерами «Гуманитарного жеста», говорила, что выступление Гранина было «попыткой включить тему блокады в общественную повестку, однако она не возымела должного эффекта»: «Блокада до сих пор занимает второстепенное место в немецком историческом сознании».

Писатель Даниил Гранин о немцах

«Один из моих романов «Искатели» (книга вышла в середине 50-х годов) перевели в ГДР. Меня пригласил Эрих Хонеккер. И я поехал, хотя мои товарищи мне говорили: „Куда ты едешь?! Возьми с собой хотя бы пистолет”. Это был мой первый визит в Германию, и это были тяжелые дни. Когда я смотрел на немцев моего возраста, я думал, что наша встреча – это встреча «промахнувшихся», ведь они убивали меня, а я убивал их, и вот он уцелел и я уцелел».

«Вообще близость немцев и русских после войны – психологически странное явление, но она существовала больше, чем с каким-то другим народом. Особенно это касается немцев, которые были у нас в плену. Они познакомились с нашим народом, дружелюбным, милосердным. Русские давали им рукавицы, печеную картошку. Эти мелочи запомнились им, пленным немцам, и они рассказывали мне потом об этом со слезами на глазах».

«Нас объединили общая беда, сходство режимов, традиций, до революции в России было много немцев. Все Романовы после Петра были немцы, двор был немецкий. В школах нам преподавали немецкий, я учил стихи Гёте, Гейне, немецкую литературу того времени…»

«И когда весь зал встал, я пожалел, что мои ребята, те, которые погибли, те, которые не знали, чем закончится война, не видели этого».

«МНГ», № 5 (420), 2016

Ольга Силантьева

 
Подписаться на Московскую немецкую газету

    e-mail (обязательно)