Единство непохожих

В Москве в Центре им. Вс. Мейр­хольда прошел фестиваль независимого театра NONAME. Одним из его участников был берлинский театр с особенными актерами Thikwa. Они сыграли спектакль «Метро в рай» - историю персональную и одновременно универсальную. Автор «МНГ» встретилась с худруком Thikwa Гердом Хартманном.

Актеры спектакля «Метро в рай»: Торстен Хольцапфель и Мартин Клаусен / David Baltzer


В этом году ваш театр и московский интегрированный театр-студия «Круг II» побывали в Уфе, Челябинске, Екатеринбурге и вот на фестивале в Москве. И это были не первые гастроли Thikwa в России. Чем привлекает вас наша страна?

Мы сотрудничаем со студией «Круг II» более 20 лет. Начинали с малого – с мастер-класса на первом фестивале «ПроТеатр» (фестиваль инклюзивных театров. – Ред.) в Москве. В 2014 году мы с художественным руководителем «Круга II» Андреем Афониным по приглашению Гёте-института сделали спектакль «Отдаленная близость», за который получили «Золотую маску». Я так часто бываю в России, что ее частичка всегда живет в моем сердце. За десять лет действия моего за­гранпаспорта я был в России 15 раз.

Что касается нынешнего проекта (спектакля «Метро в рай» – Ред.), то у нас в Thikwa уже много лет есть серия спектаклей-портретов об актерах нашего театра. Серия называется «Крупный план», и «Метро в рай» – постановка из этой серии. Андрею Афонину и «Кругу II» концепция показалось интересной, и они решили тоже сделать спектакль о своих актерах. Так появилась «Возможность тождества». Мы подумали, что было бы здорово представить два спектакля на одной сцене, возникла идея тура, а Гёте-институт нас поддержал. Тур должен был состояться еще в прошлом году.

Название «Крупным планом» означает, что спектакли серии основаны на личных историях?


Что такое личные истории? Я противник документального театра. В России документальный театр определяется несколько иначе, чем в Германии. Я думаю, что в спектакле должно быть нечто большее, чем просто пересказ истории жизни. Кино – гораздо более подходящий инструмент для такого пересказа. В театре же должно быть что-то, что выходит за рамки жизни отдельного человека. И так во всех пьесах этой серии. Начиная с «Метро до небес» и заканчивая ситуацией в другой пьесе, где две главные героини сидят в аэропорту, а их самолет так и не улетает (речь о спектакле «Близнецы». – Ред.).

Получается, что «Метро в рай» – многослойная история. Но отсылки к детству главного героя реальны?

Да, это детские воспоминания Торстена Хольцапфеля (одного из двух героев спектакля. – Ред.) Но рассказывает историю не он, а его партнер по спектаклю Мартин Клаусен. Однако смысл спектакля не в том, чтобы показать биографию Торстена, для меня это история о разных гранях человека и об индивидуальности.

Как проходили репетиции во время пандемии коронавируса?


Вирус на спектакль никак не повлиял. Премьера состоялась еще в 2014 году. Мы возобновили его в прошлом году, чтобы поехать на гастроли в Россию. Это произошло как раз в тот период, когда на короткое время в Германии были сняты ограничения – август–октябрь. Мы показывали «Метро в рай» в Берлине в сентябре. В спектакле есть ключевой момент, когда герои находятся очень близко друг к другу. Поэтому перед каждым выходом на сцену оба актера сдавали тест-мазок. Тогда экспресс-тестов еще не было. Но и сейчас мы проверяем всех, кто присутствует на репетиции.

«Метро в рай» / David Baltzer


Поразительно, как вы со всем этим справились!

Нужно как-то жить. Нельзя просто сидеть дома на диване и есть печенье.

Вернемся к «Метро в рай». В спектакле, в том числе, фигурирует и российский метрополитен. Как он там оказался?


Метро – страсть Торстена Хольцапфеля. Во время любых гастролей Торстен первым делом отправляется в метро. Поэтому для него было очевидным, что в качестве аллегории можно взять линии метро всего мира. Торстен уже бывал в Москве, он знает московское метро. Оно стало постоянной частью спектакля, мы не включали его туда специально только из-за того, что играем в России.

Это идея Торстена – объединить мир с помощью сети метро. Метро – элемент миротворчества. Он и в спектакле говорит, что люди вместо войны должны вместе строить метро.

После спектакля вы сказали мне, что Москва и другие российские города сильно изменились. Что вы имели в виду?


Я могу говорить только о театре, не о российском обществе, поскольку нахожусь в неком мыльном пузыре, в котором все общество не отражается. Центр им. Вс. Мейерхольда – это не российское общество. И люди, которые там находятся, тоже. Все, что я могу сказать, это то, что театры очень изменились в лучшую сторону. Везде мы встречали довольно открытых людей, которые были очень отзывчивыми. За последние 20 лет многое изменилось. Когда я вспоминаю, как мы готовили премьеру спектакля «Отдаленная близость», то перед глазами вижу реакцию окружающих – нас вообще не воспринимали всерьез. Думали, что это какой-то непрофессиональный досуговый проект. Мы долго боролись, чтобы изменить это отношение. Инклюзивный, или, как мы называем его в Thikwa, театр разнообразия, был принят как вид искусства и в России. Это важный шаг. Три года спустя Упсала-цирк (в нем занимаются дети из неблагополучных семей. – Ред.) получил «Золотую маску». Раньше все это было немыслимо.

Когда мы впервые выступали в Петербурге в Большом драматическом театре со спектаклем «Отдаленная близость», мне сказали, что некоторые актеры были против того, чтобы труппа инвалидов играла в этих священных залах. Сейчас я такого больше не слышу. Я думаю, это очень большое и важное изменение. Искусство, которое мы делаем, было принято как искусство.

Я помню очень противоречивые газетные материалы о полученной нами «Золотой маске». Некоторые газеты считали, что это было здорово. Другие писали, что решение жюри было связано с этикой, а не с эстетикой. И даже в зрительских дискуссиях, как правило, первый вопрос всегда касался здоровья актеров. Всегда, всегда, всегда. Это было ужасно. Теперь все совсем не так. Люди сразу же начинают обсуждать спектакль, его содержание и то, хорош ли он, по их мнению, или нет. О том, что актеры – инвалиды, не говорит никто.

Есть ли разница между немецкой и российской публикой?


Я думаю, что в России экспериментальные формы театра еще не так устоялись. Я бы сказал, что россияне обладают консервативным театральным вкусом. Но я был очень удивлен тем, как эмоционально зрители реагировали на «Метро в рай». Это очень мило, потому что я считаю, что театр должен трогать. И российские зрители позволили себя растрогать. И, наверное, именно поэтому наши спектакли «работают» в России.

Фестиваль NONAME прошел, можно ли еще будет где-то увидеть «Метро в рай»?

В России больше пока его показ не планируется, только если нас кто-то пригласит. Но мы планируем продолжить сотрудничество со студией «Круг II». Обсуждаем как раз несколько идей.

А увидеть его онлайн?

Нет. Мы прекратили наши онлайн-программы. Театр – среда, которая живет благодаря одновременному присутствию в ней зрителей и актеров. Точка. Мы делали наши онлайн-проекты только потому, что не могли сидеть полтора года дома и ничего не делать.

Справка

Театр Thikwa

Театр Thikwa состоит из двух организаций: самого театра и театральной мастерской. Труппа делит здание вместе с английским театром. Есть два зала на 120 и 60 мест. Финансируется государством, но при этом не является социальным учреждением в привычном понимании. На спектакли Thikwa люди приходят, чтобы наслаждаться искусством, игрой актеров. В театре работают 44 актера, 35 часов в неделю. Когда они не репетируют, то проходят обучение по всем дисциплинам, связанным с театральным искусством.


Беседовала Мария Бабкина

 
Подписаться на Московскую немецкую газету

    e-mail (обязательно)