В Опере Штутгарта Борис Годунов утешает дочь Ксению на фоне советских мозаик / Staatsoper Stuttgart / Matthias Baus
В опере «Борис Годунов», первая редакция которой была завершена в 1869 году, композитор Модест Мусоргский показал турбулентный период российской истории. Взлет и падение царя Бориса Годунова стали началом Смутного времени, ознаменованного тяжелейшими политическими и экономическими кризисами. Такими же мутными были для России и 1990-е годы, когда турбокапитализм вырыл пропасть между бедными и богатыми, когда нарушился привычный порядок вещей, а право и закон для многих стали казаться просто макулатурой.
Этот постсоциалистический мир красноречиво описала Нобелевский лауреат по литературе Светлана Алексиевич в своей книге «Время сэконд хэнд», в которой дается слово людям, перемолотым той эпохой перемен.
Драматург Оперы Штутгарта Мирон Хакенбек решил показать эти два времени на одной сцене, в одном произведении. Назвал он его незамысловато: «Борис». Премьера состоялась 2 февраля.
За основу взята первая редакция оперы Модеста Мусоргского, которая в свое время не была принята к постановке. Она оставляет повествовательные пробелы между картинами. Перед ними, между и после них появляются пролог, интермеццо и эпилог из современного произведения, написанного специально по заказу театра Сергеем Невским. Родившийся в Москве и проживающий ныне в Берлине композитор отобрал шесть историй из книги Светланы Алексиевич и переложил их на музыку.
Он осознанно выбрал судьбы, которые особенно наглядно показывают, как политические события вклиниваются в повседневную жизнь людей. Их чувства в этих историях кажутся важнее, чем мир большой политики, в котором они живут. И затерялись бы их личные истории на фоне одной большой, если бы не Алексиевич, которая дала возможность «маленькому человеку» рассказать свой «кусочек истории», и вот теперь Невский. В его музыкальной композиции появляются женщина, бегущая из родной Абхазии из-за войны, которая не в силах избавиться от воспоминаний о ней. А еще молодой человек – вместе со своей матерью он становится бездомным. И таджичка, борющаяся за права соотечественников, которых эксплуатируют на московских стройках.
Эти судьбы представлены подчас фрагментарно, не одна за другой, а по большей части следующие в свободной последовательности, возвращающиеся, порой вступающие в диалог друг с другом. В финале пьесы все действующие лица даже стоят на одной сцене. Во «Времени сэконд хэнд» Невского играют шесть актеров, которые в «Борисе Годунове» Мусоргского исполняют второстепенные роли. Иногда проскальзывает что-то, напоминающее взаимопонимание. А в иной сцене кажется, что они конкурируют между собой за внимание и сопереживание зрителя. Политическая оценка тут вряд ли возможна – на первом плане стоят личные страдания.
Разные временные пласты – начало XVII века и конец XX столетия – присутствуют на сцене одновременно. Это подчеркивается и визуально. Царь Борис Годунов говорит перед советской мозаикой. Партизан с винтовкой, роскошно позолоченные ворота – все это появляется одновременно и вступает друг с другом в интерактив.
То, что визуально и музыкально еще сочетается, содержательно с учетом многочисленных повествовательных фрагментов настолько сложно, что зрители быстро теряют нить. И без того сенсорно перегруженных людей «добивают» видеопроекции с картинками из советской и российской истории, от Сталина до XXI века, с клишированными русскими мотивами вроде церковных куполов и народных танцев.
Ввиду такого переизбытка смыслов хочется задать вопрос: не много ли всего в «Борисе». Классика Мусоргского уже рассказывает о малоизвестном для немецкой публики периоде российской истории. Те истории, которые взяты из «Времени сэконд хэнд», к сожалению, дают расплывчатое представление о 1990-х годах. Слишком они спрессованы. Что точно удалось сделать новому оперному проекту, так это пробудить интерес к этим судьбам.
