Дарья Болль-Палиевская
Германская действительность многих разочаровала. Уже первое знакомство с системой здравоохранения действует отрезвляюще. Дело в том, что терапевты или, как здесь говорят, «домашние врачи» пациентов на дому почти не посещают. У больного с высокой температурой или другими серьезными жалобами есть две возможности: либо вызвать неотложку, либо идти к врачу самому. Причем без предварительной записи на прием придется посидеть в длинной очереди.
«Наши врачи, гораздо лучше, человечнее, что ли, были! А эти и умеют только – приборы включать», – такое утверждение можно часто услышать от русскоязычных эмигрантов. Большинство из них предпочитает ходить ко врачам из бывшего СССР.
Одна из причин, почему у эмигрантов из бывшего Союза возникают сложности в общении с немецкими врачами, – языковой барьер. Ведь чтобы рассказать о своих недугах, нужно хорошо владеть языком.
Но даже если знаешь язык, тоже может возникнуть проблема: согласно статистике, немецкий врач прерывает монолог своего пациента уже через восемь секунд. А русский человек так любит просто поговорить!
Кроме того, сама коммуникация между врачом и пациентом протекает в России и Германии по-разному.
С точки зрения нашего человека, задача врача – дать четкие рекомендации, руководство к действию, выстроить жизненный план. У нас хороший доктор – это своего рода строгий, но добрый отец. Немцы же ожидают от врача прежде всего уважения. А для самого немецкого врача главное – общение с пациентом на равных.
Различия во взаимоотношениях между доктором и больным касаются, например, понятия врачебной тайны.
В России сохранение врачебной тайны закреплено в законе «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации». В статье 13 читаем: «Сведения о факте обращения гражданина за оказанием медицинской помощи, состоянии его здоровья и диагнозе, иные сведения, полученные при его медицинском обследовании и лечении, составляют врачебную тайну. Не допускается разглашение сведений… лицами, которым они стали известны при обучении, исполнении трудовых, должностных, служебных и иных обязанностей…».
Однако согласно проведенному в одной из петербургских больниц опросу, более 55% врачей и 70% младшего медицинского персонала рассказывают о своих пациентах друзьям и знакомым и охотно отвечают на вопросы посетителей больниц, не удостоверившись даже, с кем имеют дело.
Это объясняется прежде всего тем, что в русской культуре отсутствует четкая грань между профессиональной и личной сферой. Вмешиваться в личные дела, как близких, так и не совсем близких людей, давать советы – в порядке вещей. Позвонить лечащему врачу и спросить: «Доктор, скажите, что там у моего мужа?» – считается нормой. Более того: с врачом можно разработать целый план по запугиванию этого самого мужа, например, если тот никак не хочет бросить курить. А серьезные диагнозы зачастую скрываются не от тех, от кого они по закону должны быть скрыты, а от самого пациента. С нашей точки зрения, это сострадание. Знаменитый русский врач Сергей Боткин называл такой метод «святой ложью».
Немецкий же врач по закону обязан говорить больному правду. «Я даже не представляю, что можно скрыть от пациента степень опасности его заболевания, – объясняет отоларинголог из Дюссельдорфа Элизабет Бауэр. – Таким образом я как бы сомневаюсь в его дееспособности, отношусь к нему, как к несовершеннолетнему. Кто, если не сам пациент, имеет полное право знать всю правду о своем состоянии? Конечно, разговор с близкими и родными тоже может иметь место. Сейчас в этом направлении многое меняется, врачи учатся вести такие беседы. Но во главе угла – исчерпывающая информация».
«Русским человеком такой открытый разговор может быть воспринят как жесткий, даже жестокий, – объясняет Вольфганг Хаппе, управляющий директор компании Deutsche Medizinische Union, специализирующейся на консультации и сопровождении русскоязычных пациентов в Германии. – Мы сотрудничаем со ста клиниками по всей Германии, и наш опыт показывает, что проблемы возникают именно на коммуникативном уровне».
Для русского пациента всегда весомый аргумент – ссылка на личный опыт. «Очень рекомендую вам этот препарат, моей сестре сразу помогло!» Немецкому врачу вряд ли придет в голову таким образом рассеять сомнения больного.
Но не только коммуникация между врачом и пациентом усложнена культурными различиями.
«Немецким врачам не знакомы такие самостоятельно поставленные диагнозы их русских пациентов, как «авитаминоз» или «вегетососудистая дистония», – говорит Вольфганг Хаппе. В Германии принято даже простуду объяснять стрессом. В России во время болезни закрывают все окна и двери, а в Германии вам наоборот посоветуют подышать свежим воздухом. Не говоря уже о том, что немцы не пользуются ни горчичниками, ни тем более банками.
Традиция самолечения «народными средствами», представления о гигиене, отношение к психическим заболеваниям, антибиотикам, диетам, боли, чувство стыда – все это отличает разные культуры и зачастую мешает взаимоотношениям между врачом и его пациентом. Но эти барьеры преодолимы. Достаточно принять немецкий принцип общения на равных.
