Доминик Гольман / Фото из семейного архива
Меня я заставляют обратиться к Вам с этим письмом глубокая озабоченность за судьбы культуры и особенно литературы советско-немецкого народа и та доля ответственности, которая лежит на мне, как старейшем писателе советских немцев. Одну из причин слабого развития нашей советско-немецкой литературы я усматриваю в непрекращающемся до сих пор, искусно завуалируемом, но постоянно, ясно и болезненно нами ощущаемом недоверии и подозрительности к советским немцам вообще и к нам, литераторам, в частности. Мы не имеем почти никакой возможности встречаться со своими читателями. Во всяком случае, наши возможности в этом отношении очень ограничены. Всякая попытка собрать немецкое население, чтобы провести читательскую конференцию, творческую встречу, наталкивается на ряд препятствий, порой прямо для нас оскорбительных. Дело доходит до того, что, разрешая в единичных случаях такие встречи, выступающему учиняют своего рода допрос: «Что Вы будете говорить? Что читать? Были ли эти произведения опубликованы? Представьте их подстрочник на русском языке. А нужно ли вообще такое собрание? А зачем вы будете говорить на немецком языке? Не лучше ли выступить на русском языке» и т.п. Или указывают: «Не говорите того-то, говорите лишь то-то». Я лично имею основания полагать, что Красноярский крайком просто запретил проведение литературных вечеров на немецком языке.
Другую причину я вижу в ограничениях, которые ставятся нашему творчеству. Среди писателей популярен тезис: «Писатель может писать о чем угодно, он только не имеет права писать плохо». К нам, советским писателям-немцам, это не относится. Целый ряд тем, которые доступны всем, для нас под запретом. В первую очередь, как это ни парадоксально, это тема Родины. Если лишить Расула Гамзатова его гор, он перестанет быть великим поэтом; если бы изгнать его из его родного Дагестана лет двадцать назад, вряд ли он стал бы тем, что он есть сейчас. Кажется, достаточно яркий пример, чтобы понять нас, насильственно изгнанных из родных мест. От того, что мы лишены своей Родины вот уже 25 лет, чувство любви к ней стало еще острей, тоска по ней еще больнее. Лучшие мои стихи посвящены родной Волге, однако на них безоговорочное «табу».
Есть одна большая тема – Отечественная война. Я брался на нее, но осекся на первом же рассказе. Нельзя обойти в таких произведениях ту душевную травму, которая была нанесена нашим бойцам-немцам, честно сражавшимся на фронтах Отечественной войны, которым было отказано в доверии, и они были демобилизованы и отправлены на тыловые работы. Героически трудились и умирали советские немцы – мужчины и женщины – в лагерях для заключенных, в так называемых трудбатальонах. Им тогда говорили: «Вы трудитесь в тылу для фронта». Сейчас эта тема для нас (только для нас!) под запретом.
Мне (и не только мне) такое положение больно и обидно, и я прошу Вас, уважаемый товарищ секретарь Центрального Комитета КПСС, воспринять мое письмо как исповедь души советского писателя и коммуниста, которому дороги судьбы советской культуры и литературы в целом, а потому и каждой национальной культуры и литературы в отдельности, в том числе и моей родной советско-немецкой культуры и литературы.
Биография
Доминик Гольман
Родился 12 августа 1899 года на Волге, в Камышине. Окончил учительские курсы, позже получил высшее образование, долгие годы работал учителем. В сентябре 1941-го депортирован в Сибирь. В 1942-м трудмобилизован – в Вятлаг, в 1944-м актирован. С 1950-х вновь работал педагогом. В 1978 году возвратился в Камышин. Член Союза писателей СССР (1940). Автор более 20 писем в Верховный Совет СССР и ЦК КПСС с требованием восстановить справедливость по отношению к советским немцам.
Подготовила Ольга Силантьева
