Марко Хенрихс в привычной стихии / Dominik Berchtold
Марко, с чего началась ваша спортивная борьба за укрепление русско-немецкой дружбы?
Летом 2016 года я впервые приехал в Россию на старты SwimRun Russia в Ленинградской области. Там было 300 национальных команд, каждая состояла из двух атлетов. Мне единственному предложили создать интернациональную пару – объединиться с российским спортсменом. Мы удачно выступили, завоевали серебряную медаль, но для меня было важно даже не это. Переплывая озера, бегая по ленинградским лесам, я думал: «Вот здесь мой дедушка мог воевать с его дедушкой, а теперь мы, их внуки, в одной команде боремся вместе за спортивную победу». Эта мысль меня захватила. Дома я стал больше обращать внимания на то, что пишут в прессе о России, и увидел, к сожалению, сплошной негатив. Тогда я решил: все, что я могу сделать, чтобы исправить эту ситуацию, я сделаю. Буду объяснять немцам, что Россия совсем не такая, какой ее малюют наши политики и наши СМИ. Они говорят: «Россия – агрессор». Но это войска НАТО направляются к российским границам. 12 тысяч немецких солдат будут участвовать в маневрах. Нам нужно налаживать связи, строить мосты, а не ломать их.
Вы теперь носите спортивную форму с символикой России.
Прошлым летом я подписал договор с тренировочным центром в Пензе. Мы будем больше работать вместе. Сейчас я готовлюсь к важному старту – собираюсь переплыть пролив между Северной Ирландией и Шотландией. Это 33,7 км в воде с температурой +12. Если все сложится, я буду первым атлетом, сумевшим сделать это, и я буду представлять в этом заплыве Россию.
В 2016-м вы плыли 26 с лишним километров из Санкт-Петербурга в Кронштадт при такой же температуре. Это было сложно?
Очень сложно. Плавание на длинные дистанции в холодной воде требует серьезной подготовки, включающей специальную систему тренировок и программу питания. Я был отлично подготовлен и сразу взял хороший темп, чтобы не замерзнуть, но после шестнадцатого километра начал чувствовать, что остываю, и чем дальше, тем больше. От холода болело все тело, но я сумел преодолеть дистанцию в 26,6 км, показав лучшее время – 7 часов 45 минут.
Немецкий пловец носит теперь российскую униформу / Из личного архива
Вода в Финском заливе не самая чистая?
На вид она вполне обычная, но когда я плыл, то видел по сторонам индустриальные пейзажи. Промышленное масло и другие загрязняющие вещества – все это, естественно, находится в воде. И мне пришлось 8 часов вдыхать это, впитывать через кожу. На обратном пути, в аэропорту Мюнхена, я почувствовал себя плохо. Потом проходил интенсивную терапию в больнице.
Тем не менее на следующий год вы решили проплыть уже всю Неву от истока до устья за 12 часов.
Да, и очень расстроился, что этот заплыв так и не состоялся. Власти города не согласовали его. К ним у меня нет претензий. Меня подвел мой бывший товарищ, который предложил эту идею и завалил организацию. Я был страшно разочарован, потому что был готов на все сто.
Как проходят эти заплывы? У вас бывают передышки, остановки на перекус?
Нет, я должен быть постоянно в движении. Еду и питье мне передают по трубке с катера, к которому я не могу прикасаться, ведь это означает дисквалификацию.
Можно ли проплыть Волгу от истока до устья?
Мне часто задают этот вопрос в России. Ничего невозможного нет при абсолютно четкой стопроцентной организации.
Как вы чувствуете себя в России? Нравится в Пензе?
Да, нравится. Пенза похожа на Лас-Вегас. Город посреди огромного пространства. В Германии чуть отъедешь от одного города – и тут же другой, а здесь эти просторы. Но мне нравится. Люди очень открытые, доброжелательные. Иногда мне кажется, что в Пензе я больше дома, чем в Германии. Когда возвращаюсь на родину, скучаю.
Не думали переехать работать?
Я ничего не исключаю. Мог ли я еще лет пять назад представить, что буду выступать за российский клуб? Однако это случилось. Несколько недель назад у меня была встреча с российским консулом в Мюнхене. Мы обсуждали мои перспективы в России как атлета и тренера. Мне сделали российскую визу на три года и обещали организовать курс русского языка. Любители плавания в Пензе меня ждут, хотят, чтобы я более интенсивно с ними работал. Но мешает языковой барьер.
9 мая вы наблюдали за акцией «Бессмертный полк» на Красной площади. Для вас это тоже был своего рода экстремальный заплыв?
Конечно, это было странно для немца: оказаться среди стольких русских, несущих портреты своих павших и ветеранов Второй мировой войны. Но я не могу сказать, что чувствовал себя неуютно. Когда окружающие слышали, что я говорю по-немецки, они подходили ко мне, пожимали руку, предлагали сфотографироваться на память, говорили о мире, о дружбе. Я был очень тронут.
И знаете, о чем еще я подумал? Когда я еду в Россию, ко мне обращаются соотечественники: «Марко, передай, пожалуйста, русским, что мы хотим с ними дружить. Мы не хотим с ними воевать». Для меня это очень ценно.
Беседовала Елена Карпенко
