Революцию 1968-го сделали молодые / Die Stiftung Haus der Geschichte der Bundesrepublik Deutschland / Ludwig Binder
Алексей Мокроусов
1960-е начинались как время благоденствия. Немцы богатели, стабильность росла. Исследование «Студент и политика», проведенное в 1961 году под руководством философа и социолога Юргена Хабермаса, утверждало: две трети опрошенных студентов аполитичны, 16% готовы довериться существующим авторитетам и только 9% обладают «демократическим потенциалом». Ничто не предвещало, что десятилетие завершат сполохи революции. 1968 год стал апофеозом политической активности, и не только студенческой.
Календарь не всегда совпадает со временем истории. 1968-й начался в Германии задолго до 1 января. Когда? Может, 2 июня 1967 года, когда в ходе демонстрации против визита иранского шаха в Западном Берлине полицейский застрелил прохожего, студента Бенно Онезорга? Или в 1964-м, когда философ Теодор Адорно пригласил на семинар мало кому известного в Европе философа Герберта Маркузе? У него как раз в Америке вышла книга «Одномерный человек» об идеологии индустриального общества, но, кажется, на тот момент в Германии прочитал ее только один человек – литературный агент Маркузе. Но выступление ученого так впечатлило студентов, что 1964-й можно считать предвестником жаркого 1968-го.
Или революция началась в 62-м? Тогда после критической статьи о бундесвере «Относительно боеспособны» (автор писал о совместных учениях бундесвера и войск НАТО, в ходе которых выяснилось, что немецкие солдаты плохо подготовлены) по настоянию тогдашнего министра обороны Франца Йозефа Штрауса были арестованы журналисты «Шпигеля». Скандал завершился закрытием уголовного дела и отставкой Штрауса, но попытки ограничить свободу слова увлекли многих его последователей во власти.
Понимание, как функционирует власть, отстаивание прав и свобод – ключевые темы движения-68 (нем. 68er-Bewegung). Студентам повезло – среди их интеллектуальных наставников были многие представители «франкфуртской школы» – философы и социологи из Института социальных исследований в Гессене, эмигрировавшие при нацистах в Америку. После поражения Гитлера многие вернулись домой, но бывшие коллеги встретили их холодно (авторы хрестоматийной «Диалектики Просвещения» Макс Хоркхаймер и Теодор Адорно чувствовали это отчуждение долгие годы). Момент истины приходит внезапно: в 1968-м бывшие изгнанники стали властителями дум молодежи, она взяла их с собой в будущее – судьба, о которой мечтают интеллектуалы.
Многим история бунтарского движения кажется одной развернутой марксистской фразой, с обилием придаточных и деепричастных оборотов, яркие персонажи, как один из лидеров Социалистического немецкого студенческого союза (SDS), а затем «новых левых» Руди Дучке, способствовали такому пониманию общественных процессов. Но тот же Дучке обладал слишком независимым умом, чтобы стать догматиком. Он был примером прихода интеллектуала в политику в эпоху, когда консервативное большинство оказалось не в силах переработать травмы недавнего прошлого.
Участниками демонстраций становились дети / Die Stiftung Haus der Geschichte der Bundesrepublik Deutschland / Ludwig Binder
Власть накликала нелегкое время, поскольку не хотела идти навстречу новому: новому языку, новому поколению и, в конечном счете, новым временам.
Политика захватила всех. Гюнтер Грасс и «Группа 47» объявляет в 1967-м бойкот изданиям Акселя Шпрингера, раз те ограничивают свободу слова. Год спустя Ханс-Вернер Хенце пишет реквием Че Геваре в форме оратории «Плод медузы», на премьере в Гамбурге он встает за дирижерский пульт, украшенный красным знаменем, перед залом, где распространяют листовки левых движений, но музыканты отказываются играть под портретом кубинского революционера (год спустя композитор уехал преподавать в Гавану).
Концепция «долгого марша», которую развивал Дучке – ставка скорее на эволюцию, чем революцию, нравилась не всем.
Нетерпение перемен обернулось трагедией 70-х, терроризм надолго омрачил политический климат и повседневную жизнь. «Немецкая осень» (нем. Deutscher Herbst – серия террористических атак «Фракцией Красной армии» (RAF), в числе которых угон пассажирского самолета и убийство промышленника Ханса Мартина Шлейера) затянулась. Общество до сих пор не пришло к консенсусу в вопросе о деятельности RAF, и, возможно, уже никогда к нему не придет. Не все согласны с утверждением, что «террористы – наши дети»; сегодня это ключевое высказывание для понимания того, что произошло с обществом после трагедии RAF.
Французский политик Бернар Кушнер обнаружил главные итоги Парижа-68 в начале 80-х – в реформах «жискардистов» (команды президента Жискара Д’Эстена), связанных с равноправием полов, радикальными преобразованиями в сфере образования и здравоохранения.
Такой подход применим и к Германии, достаточно посмотреть, какую роль играют в ее политике зелёные, какие идеи в ходу, как много людей, причастных к защите активистов RAF, начиная с Герхарда Шрёдера, вошли в большую политику. Но главное – изменился имидж страны. Возможно, именно в 1968-м начался процесс подлинной денацификации, эволюция этики в гражданском обществе, выглядящем сегодня образцовым примером европейского самопознания.
