Смесь русского с нижнесаксонским

Михаил Жванецкий заметил: «Жизнь и язык идут рядом, я бы даже сказал – это одно и то же». А вот язык мигрантов из бывшего СССР в Германии зачастую представляет собой мешанину русского и немецкого. О чем они, правда, не задумываются.

02.07.2014 Вторая Родина / мигранты, немецкий язык

Дарья Болль-Палиевская

Гувернантка моей кёльнской подруги Рената из Кишинева, не прожившая и месяца в Германии, кричала в трубку мобильного: «Ты где? На хауптбанхофе? Я сейчас приеду на штрасенбане». Она заменяла слова «главный вокзал» и «трамвай» на немецкие, при этом склоняя их по всем правилам русского языка. К сожалению, пример типичен. Казалось бы, что плохого, если родной язык пересыпают словечками из иностранного? Проблема в том, что немногие наши бывшие соотечественники, приехавшие в Германию из стран СНГ, на хорошем уровне владеют немецким.

Языковой феномен заключается в том, что русскоязычные мигранты, не успев пройти даже первый языковой курс, уже начинают прибавлять к выученным немецким словам русские окончания.

Откуда такое желание говорить на полурусском? Конечно, все можно списать на известную русскую лень. Пока вспомнишь сложное словосочетание «ведомство по трудоустройству», уже употребил простое немецкое «арбайтсамт» или вместо «ведомства социального обеспечения» – «зоциальамт», а вместо «водительские права» – «фюрершайн». Заменил русское слово немецким, и вроде уже язык знаешь. «На самом деле этот смешанный вариант двух языков говорит только о том, что человек недостаточно освоил иностранный язык. Ему не удается переключиться, отсюда и такие нелепые вставки», – объясняет координатор работы преподавателей русского языка как родного в Дюссельдорфе Кира Задоя.

Разумеется, не для всех немецких реалий существует адекватный перевод, и, например, слово «гастарбайтер» перекочевало в русскую лексику, не говоря уже о привычных нам словах «шлагбаум» или «бухгалтер». Иногда действительно приходится поднатужиться, чтобы подобрать подходящий оборот. Например, немецкое слово «термин» переводится в зависимости от контекста и как «запись на прием», и как «деловая встреча», и как просто «дела». Конечно, проще сказать: «У меня завтра термин в три часа», чем: «Я на завтра записан на прием к врачу в три часа».

Небрежное отношение взрослых к родной речи плохо сказывается на их детях. Ведь неуважением к родному языку они подчеркивают неуважение к своему происхождению. Согласно лингвистическим исследованиям, дети мигрантов, не владеющие родным языком, не способны на должном уровне овладеть и языком страны проживания. Любопытно, что не следящие за своей речью переселенцы из бывшего СССР делают все возможное, чтобы их дети учили русский, отправляя их в специальные школы, где детей мигрантов обучают родному языку. Кстати, финасируются эти школы федеральным правительством Германии. Родители, которые вместо «евро» произносят «ойро», вместо «билет» говорят «фаршайн», очень удивляются, что их дети с неохотой говорят по-русски.

«К сожалению, некоторые родители пошли по ложному пути: не владея в совершенстве немецким, они при этом не считают нужным говорить с детьми дома по-русски, – объясняет Кира Задоя. – А потом приводят детей к нам в школу, может быть, потому, что школы бесплатные, и уверяют, что ребенок понимает язык. Но наши методики не срабатывают – они рассчитаны на детей, для которых русский все-таки если не родной, то хотя бы язык домашнего общения. А эти дети говорят так: «Мах ди калитка цу, чтобы я в келлер не упала».

Кира Задоя начала записывать такие фразы, и дети стали приносить ей то, что слышат дома и замечают за одноклассниками, поскольку сами поняли, как комично это звучит, почувствовали, что это и не немецкий, и не русский. К тому же русский язык детей беднеет. «Недавно спросила ребят, что значит слово «буханка», – рассказывает преподаватель. – Никто не знал. Одна девочка подняла руку: «Это женщина, которая бухает».

Конечно, живя за границей, очень трудно сохранить чистоту языка. Но почему-то первой волне эмиграции это удалось. Неплохой пример для подражания.