И если семь деревень в Седмиградье (в России регион более известен как Трансильвания. – Прим. ред.) считаются всемирным культурным наследием, то это неспроста. Они самые красивые в Европе. Одна из них – Вискрь (нем. Deutsch-Weißkirch), община, численность которой – 400 человек, окруженная мягкими холмами и расположенная между Сибиу (нем. Hermannstadt) и Сигишоарой (нем. Schäßburg).
Добрый ангел-хранитель и самая известная жительница общины – Каролина Ферноленд, 59-летняя представительница трансильванских саксов с приветливым лицом и трогательной историей.
Во времена коммунистической диктатуры ее лидер Николае Чаушеску собирался снести с лица земли 8 тыс. деревень в Румынии, чтобы – такова официальная версия – улучшить жилищные условия для людей; крестьяне должны были переехать в современные панельные дома, а их собственные жилища должны были стать пахотными землями.
На самом деле за всем этим стоял другой план. Шла речь о том, чтобы сломить упрямые сельские общины. Крестьян принуждали работать по воскресеньям – как часть того самого плана: подразумевалось, что люди не будут ходить в церковь.
Тяжкие времена были, страшные. Еды почти не было, ее давали по карточкам, и то немногое, что было у крестьян, они вынуждены были отдавать. В списке значились яйца, свинина, зерно, даже волосы.
Многие трансильванские саксы не выдерживали – и когда Чаушеску начал получать деньги за каждого отпущенного им румынского немца, начался первый исход.
Среди тех, кто остался, была и Каролина Ферноленд. Хотя и мечтала о свободе, как она говорит. Сейчас она сидит на своей кухне, улыбается. Излучает естественную сердечность и теплоту, это немногим дано. Она скрывает, что только что победила рак и пережила смерть матери.
Когда Чаушеску умер, она плакала – от радости. Его смерть дала возможность действовать. Хоть Вискрь с концом диктатуры избежал уничтожения, все равно деревня находилась в плачевном состоянии. Не было канализации, фасады домов были уничтожены, люди все еще голодали. Из тех немногих саксов, что остались, бежали в это время последние. Всего 300 немцев жили в Вискре в январе 1990 года. К декабрю их численность сократилось до 68.
Как известно, в основе каждого начала лежит чудо. Однажды, будучи в гостях в Германии, Каролина Ферноленд увидела, как там «любой фонтан превращают в место паломничества» и подумала: «У нас в Румынии столько памятников, но нет ничего, чем бы мы могли жить». И ее миссия началась. Были отремонтированы фасад за фасадом, налажена канализация, проложен телефонный кабель. Девять лет спустя – в 1999-м – Вискрь получил статус объекта всемирного наследия ЮНЕСКО. Сегодня деревня считается удавшимся примером симбиоза традиций, культурного наследия и социальных проектов.
Начинания получили поддержку одного английского фонда, председателем правления которого был принц Чарльз. Но сейчас Вискрь работает самостоятельно, он уже не нуждается в чужой помощи, фонд давно сконцентрировался на других проектах.
Если спросить Каролину Ферноленд, как ей сегодня живется, она говорит: «Я счастлива. Счастлива, что я дома, здесь. Я ни разу не пожалела, что не переехала в Германию».
Не многие трансильванские саксы вернулись обратно. В их дома въехали румыны, большинство из них – неимущие цыгане, рома. Они сегодня составляют 80% населения деревни. Но в отличие от многих других мест их интеграция здесь прошла довольно успешно.
И это во многом благодаря Каролине Ферноленд. Она привила им гордость, их стали признавать. Были те, кто ее за это долго с усмешкой называл «королевой рома». 24 года она была активным деятелем сельсовета. В это время рома обучали ремеслам, показывали, как нужно реставрировать фасады, придерживаясь традиций. Во всех домах есть сегодня вода. Когла Каролина Ферноленд со своей матерью за два месяца до ее смерти шла по деревни, та сказала дочери: «Я поражена. Посмотри на их дома, они же сегодня красивее, чем у румын».
Но у каждой истории две медали. Есть она и у успеха Вискря. Она видна на выходных. Деревенские улицы заполоняют машины туристов, местные со своим сеном проехать не могут. А еще столько понаехавшей со своими планами молодежи! Ее называют тут «бухарестской». Искусство в том, чтобы все – и рома, и румыны, и старожилы, и новички нашли компромисс.
Каролина Ферноленд говорит: «Это теперь другая община».
В одной песне старой доброй группы Puhdys были строки о мужчине, который всю жизнь сталкивался с предрассудками, но все равно шел вперед: «Его путь был лучше – он был трудным». Румыния напомнила мне об этом.
Марион Ханфельдт
Марион Ханфельдт
Журналистка и автор многочисленных книг о путешествиях Марион Ханфельдт пересекла российско-эстонскую границу 11 октября. Позади 4470 км по России, от Владикавказа до Великого Новгорода, через Пятигорск, Волгоград, Саратов, Казань, Ярославль, десятки городков и деревушек. Сотни встреч с людьми почти месяц, десятки интервью. В основном их герои – российские немцы. 52-летняя немка из восточногерманского Бранденбурга разговаривала с ними в рамках своего проекта «German Heimat» (от англ. и нем. слов «немецкая родина»).
Она начала его несколько лет назад, когда отправилась в США.
Три месяца Марион путешествовала на автомобиле по Среднему Западу. По тем местам, где лет двести назад стали селиться немцы. Встретила своих дальних родственников – Ханфельдтов, о существовании которых не знала до поездки. Их общий предок в середине XIX века эмигрировал из Германии в Америку. А еще поволжских и буковинских немцев, на рубеже XIX–XX столетий переехавших за океан из Российской и Австро-Венгерской империй. И тогда Марион подумала: «А почему бы не посетить и те места на востоке, где начиналась их история?».
В 2022-м, несмотря на политическую обстановку, журналистке удалось это сделать. Она выехала в апреле. Проехала Чехию, Словакию, Венгрию, Словению, Хорватию, Сербию, Румынию, Турцию, Грузию и, наконец, Россию. Около 24 тыс. км на 32-летнем вольво. В планах были и другие страны, но в этот раз их посетить не получилось. На момент сдачи номера она была уже в Эстонии. Вскоре вернется домой.
Мы разговариваем с Марион в тот вечер, когда она остановилась в гостинице Великого Новгорода. Отсюда рукой подать до российско-эстонской границы.
Как отличается понятие «родина» у немцев на Западе и на Востоке? «Никак. Родина для немцев там, где они живут, где родились. Но для всех важна их история».
Чем тогда отличаются их истории? «История немцев в Америке – это история успеха. Они гордятся тем, что смогли достичь. История немцев в странах Центральной и Восточной Европы – это трагическая история. Особенно это чувствуется, когда российские немцы говорят о своих судьбах. Каждый второй рассказ – о депортации».
В блоге Марион Ханфельдт germanheimat.com сотни фотографий и зарисовок, коротких и длинных, о людях и населенных пунктах, о важных событиях прошлого и настоящего. Еще больше их в фотоаппарате и тетрадях, в диктофонных записях.
Удастся ли их собрать под одной книжной обложкой? «Конечно, хотелось бы. Но сейчас эти истории с трудом продаются. Мало кто в Германии интересуется историей восточных немцев. Если получится организовать выставку, я уже буду счастлива».
Один раз получилось: в 2019 году в Музее эмиграции в Гамбурге открылась выставка портретов, сделанных Марион Ханфельдт в ходе ее поездки по США. Теперь они вместе с небольшими историями – часть постоянной экспозиции.
В любом случае проект «German Heimat» не завершен. Десятки тысяч немцев живут в Сибири, в Казахстане, пару миллионов российских немцев – в Германии. «Я бы поговорила с некоторыми из них. А еще я бы раз встретилась со своими героями и сфотографировала их в привычном окружении», – говорит Марион.
Кстати, сделать это не так просто. И не только потому, что во время разговора снимать не получается. Немцы в России, в отличие от соотечественников, живущих в других странах, чаще отказываются фотографироваться. «О себе рассказывают, но сниматься не хотят. К сожалению, в этом случае я вообще не публикую их историю».
В блоге есть и краткая история самой Марион. «Инструментальщик. Стажер редакции. Редактор. Руководитель отдела. 25 лет работы в штате. Теперь свободный автор», – пишет она о себе. Короткая биография заканчивается фразой: «Любимая цитата для надгробной плиты: никто никогда не знает ничего наверняка».
Ольга Силантьева