Сергей, вы уехали в ГДР совсем маленьким. Как сложилась там ваша жизнь?
Я ходил в русскую школу, говорить и читать по-немецки учился сам. Журналистикой решил заниматься спонтанно, а писать на немецком языке стал уже в редакции Thüringer Allgemeine Zeitung – это было сложно. Вообще тот факт, что меня, человека с советскими установками, сделали главным редактором первой независимой газеты ГДР, это очень странно. Значит, наверху есть люди с чувством юмора.
Видимо, не без их участия встал на ноги и герой вашего романа „Schwarzes Eis“.
Может быть. Эта история и герой вообще очень не типичны для Германии, как и моя жизнь. В самом начале романа мой отец, немецкий коммунист под давлением гестапо уезжает из Германии в СССР и там в 1937-ом году становится жертвой репрессий. Через 22 года, когда ему, наконец, удается покинуть Союз, он попадает не в Западную Германию, что было бы логично, а в ГДР. Там побывавших в лагере не любили, поэтому сначала ему приходится трудно, но потом он неожиданно поднимается по руководящей лестнице.
Ваш роман переиздали уже четыре раза. Чем можно объяснить такой интерес?
До этого людей, которые остаются порядочным и делают карьеру в ГДР, в литературе не было. В середине 1990-ых историю ГДР изображали черно-белой, делили всех на хороших и плохих. Теперь у нас новая фаза, когда ГДР – это множество оттенков серого. Для немцев это новый поворот событий. Я сам удивлен, что политическая книга имеет такой успех.
Sergej Lochthofen. “Schwarzes Eis”. – Rowohlt Verlag, Hamburg. – 2012, 448 S.
Что же в ней самое главное?
Черный лед. Когда мой отец в колонне заключенных дошел до реки Воркуты, в его голове перемешалось все – правда и ложь. Он увидел, как сильный ветер приносил угольную пыль с одного из карьеров и как она за секунду разъедала тонкий прозрачный лед. Это стало символом жестокости сталинского режима и диктатуры вообще. Настало время критически взглянуть на жизнь.
По ту сторону границы?
Книга амбивалентна, она дает по носу и СССР, и Германии. Там описаны неприятные для обеих сторон события, но при этом нет кровавых рек, и можно говорить про счастливый конец: мой отец и дед пережили это. Отец, надо сказать, до конца жизни хорошо относился к русским, потому что народ – это одно, а государство – другое. Поэтому в целом книга о том, что в самых страшных условиях человек может оставаться человеком и помогать другим.
Совсем как у Солженицына, с которым вас часто сравнивают.
Это очень лестно для меня, хотя, конечно, о сравнении не может быть и речи. Солженицын, как и Шаламов – это совсем другой уровень мастерства. Эти люди сами частично пережили лагеря, собрали много материала и первыми написали об этом по-настоящему. У меня другой подход. Я на обе страны смотрю с дистанции, как говорится, сижу на двух стульях.
Все-таки кем вы ощущаете себя сейчас – русским или немцем?
Моя родина лежит где-то между Пушкиным и Достоевским – в книгах, воспоминаниях. Но из своих почти 60 лет в России я прожил только шесть, поэтому, конечно, сердцем я еще русский, а головой – давно немец.
Для чего вам нужно было написать этот роман?
Я последнее поколение, которое знает оба языка, культуру и может рассказать. Мой сын уже все-таки немец, для него Воркута – абстрактное место на глобусе, а для меня это – пурга, большие собаки и ледокол. Большинство описанных мною событий я знаю из первых уст.
Почему вы решили рассказать о них именно сейчас?
В ГДР не то писать о лагере, а даже собирать информацию было опасно: легко можно было угодить в тюрьму или психиатрическую лечебницу. А после воссоединения большинство людей было занято собственным благополучием. Я как редактор первой независимой газеты много работал, а позже понял, что настало время подумать не только о своей маленькой, но и о большой истории. И в этот момент ко мне обратилось издательство.
Как сложилась ваша работа?
Первоначально у меня была идея написать книгу про три поколения: кроме истории отца, есть еще мой дед, который был комиссаром и лично знал Ленина и Троцкого. Но когда я сел писать, то получилось 800 страниц только об отце. Издатель дипломатично их принял.
И что получилось в итоге?
Документальная книга, совсем не художественная вещь. Просто жизнь у отца, как и у многих в то время, была как роман. Все боялись, что их снова посадят, и не говорили об этом, а мой отец не молчал. Как журналист я проверил факты из его рассказов и должен извиниться за то, что сомневался. Все подтвердилось.
Интервью вела Лидия Ратникова
