Господин Шнайдер, вы выросли в Западной Германии во времена «железного занавеса». Что это значило для вас?
Мы жили к востоку от Гамбурга, в Шлезвиг-Гольштейне, в 30 километрах от восточногерманской границы. Когда мы навещали наших хороших друзей в Мекленбурге, до них действительно было рукой подать. Но эти 50 километров показались нам кругосветным путешествием и были сопряжены со страхом. Мы несколько часов стояли на границе, прежде чем нас пропустили в страну. И мой отец своими комментариями не слишком ускорил этот процесс.
Как ваша семья справилась с этой ситуацией?
Я и сегодня благодарен своим родителям за то, что они придавали большое значение общению с друзьями в Восточной Германии. Однажды мы даже встречались с нашими друзьями из Мекленбурга в Польше, чтобы их дома не беспокоила тайная полиция ГДР Штази каждый раз, когда мы уезжали. А еще в Польше я увидел границу с бывшим Советским Союзом, которая была такой же, как и граница между Западной и Восточной Германией. Когда я спросил отца, что за страна находится по ту сторону забора, он ответил: «Это Россия. Ты никогда в жизни туда не попадешь».
Как вы воспринимали тогда Стену?
Как что-то совершенно противоестественное, чего не должно быть и что нужно было преодолеть. В моем детстве, как я его помню, это была моя большая мечта. И это чувство очень глубоко укоренилось во мне и сохранилось во мне и по сей день.
Российское информационное агентство ТАСС недавно процитировало ваши слова о том, что нужно любой ценой не допустить возникновения нового «железного занавеса». Вы выступаете за то, чтобы уже сегодня начать разрабатывать план оживления отношений между Европой и Россией, чтобы он мог был быть реализован, «как только позволит геополитическая ситуация». Как появились эти заявления?
Я встречался с Сергеем Катыриным, президентом Торгово-промышленной палаты России. В результате был подготовлен пресс-релиз. Какова была реакция на это заявление? Реакция была бурной и неоднозначной. Наряду с одобрением была и критика, например со стороны моих коллег из Киева, где у нашей компании тоже есть офис. Последний раз я был там несколько недель назад, и моя позиция не всегда встречала одобрение. Но я уверен, что везде нужно отстаивать свое мнение, даже если то тут, то там возникают жаркие дискуссии. Так я поступил и в данном случае, и это, по-моему, правильно.
Почему именно такой призыв и почему именно сейчас?
К сожалению, приходится констатировать, что постепенно создается новый «железный занавес». Между Европой и Россией больше нет прямого воздушного сообщения. Процедура выдачи виз стала намного сложнее, по крайней мере для российских граждан. Время ожидания на пограничных переходах иногда дольше, чем было когда-то раньше на границе между двумя Германиями. Часто это просто издевательство. Я сам испытываю это на себе, когда езжу туда-сюда между нашими офисами. И у меня есть сын, который видел свою бабушку в Германии ровно два раза, когда ему было всего три года. Потому что в наши дни долететь из Москвы во Франкфурт не так-то просто. Как это отражается на людях, которых это касается? Они оказываются загнанными в такой угол, какого мы и желать не можем. Это приводит к сокращению или полному отсутствию общения и является контрпродуктивным. Вот почему я не могу одобрить такой тип санкций. И дело не только в отношениях между Россией и Западом.
В чем же еще?
Страны, которые хотят поддерживать хорошие отношения как с Россией, так и с Западом, оказываются в заложниках. Такие страны, как Казахстан, Армения, Молдова и Сербия. По какую сторону нового «железного занавеса» они окажутся? Мы ставим эти страны в крайне сложную ситуацию, которая, скорее всего, будет способствовать дальнейшей поляризации. Вот почему я категорически против мер, которые способствуют укреплению «железного занавеса». Взаимопонимание, сближение, даже взаимная торговля – это способы и средства создания фундамента для преодоления политических кризисов.
Многие из тех, кто ратовал за взаимопонимание с Россией, в свете происходящих событий считают, что все их усилия были напрасными. А насколько успешной может быть концепция «изменений посредством развития торговых отношений»?
Возможно, «изменения посредством развития торговых отношений» – не совсем верный термин. Но я не отношусь к нему столь негативно. Исторические примеры показывают, что экономическая интеграция – это хорошая основа для взаимопонимания и сотрудничества. Возьмем, к примеру, конфликт в Северной Ирландии. Так называемое Соглашение Страстной пятницы 1998 года, призванное урегулировать конфликт, стало возможным во многом благодаря тому, что и Республика Ирландия, и Соединенное Королевство были членами ЕС. Тесные связи между двумя странами через единый рынок благоприятствовали этому соглашению. И наоборот, мы видим потенциал для новой политической напряженности в результате брексита.
Вы являетесь одним из авторов инициативы, которая с 2015 года ведет кампанию за создание единого экономического пространства от Лиссабона до Владивостока.
У нас было 120 членов: компании, экспертные комиссии и бизнес-ассоциации из 10 стран, как на Западе, так и на Востоке. Наша цель состояла в том, чтобы устранить технические и бюрократические барьеры между Европейским союзом и Евразийским экономическим союзом, гармонизировать правила или добиться их взаимного признания. Опираясь на опыт наших членов, мы разработали конкретные предложения в пяти рабочих группах. Но с 24 февраля 2022 года все обсуждения были полностью приостановлены.
Когда вы сегодня призываете к нормализации отношений между Европой и Россией, вы имеете в виду прежде всего экономические концепции?
Нам нужен план Б для отношений в совершенно разных областях. Его нужно подготовить уже сегодня, чтобы он был, когда политическая ситуация созреет. Никогда не знаешь, когда и как надолго откроется окно таких возможностей. Поэтому нужно быть очень хорошо к этому готовыми. Мы соседи, и ничто этого не изменит. Это помогает думать о том, что когда-то конфронтация закончится, и о том, как мы хотим жить вместе в будущем. Если мы не будем думать в таком ключе о будущем, то, боюсь, мы только усложним разрешение нынешнего конфликта.
Какие, на ваш взгляд, практические шаги можно предпринять для возобновления контактов?
Для начала следовало бы упростить выдачу виз. Другой разумной мерой мне кажется целенаправленное поощрение более тесного сотрудничества в области науки и культуры. Даже в самые тяжелые времена разделения Германии было понятно, что такие контакты необходимы. И еще один пример: многие немецко-российские программы двойных дипломов были прекращены. Насколько мне известно, действие существующих соглашений было приостановлено под общественным, а возможно, и политическим давлением. Этот процесс должен быть обращен вспять.
Ваш призыв адресован в первую очередь западной стороне?
Он адресован всем сторонам.
Многие западные компании ушли из России после 2022 года, но вы со своей Schneider Group остались. Почему?
О чем, как мне кажется, очень мало пишут в СМИ, так это о том, что большинство западных компаний всё еще работают в России. То, что иногда создается ложное впечатление, вероятно, связано с тем, что те, кто уходит, сообщают об этом публично, а те, кто остается, стараются не привлекать к себе внимания. Это несколько искажает восприятие. Что касается меня и моей компании, то передо мной также встал вопрос о том, что будет с моими офисами в России. Я получил много запросов на эту тему, как от представителей СМИ, так и от сотрудников. Я всегда руководствовался тем, что способствует миру, свободе и взаимопониманию. Основываясь на этих трех критериях, я решил со своей компанией остаться в России.
Интервью вел Тино Кюнцель
