Дорогая моя Эльвуся! Милый Феликсхен! Милые дорогие детки…
Перед нами около 30 писем конца 1930-х – начала 1940-х годов. Почти все написаны чернилами, многие на тетрадных листочках. Адресаты – сестра и брат Шлегель, Эльвира (1923 г. р.) и Феликс (1927 г. р.). Отправители разные: Анатолий, молодой человек Эльвиры, пишущий ей письма из Красной армии, подруги, родственники. Но прежде всего – мама, Паулина Шлегель.
Где именно она находится, из переписки понять сложно. Ясно одно: она в лагере, далеко от сына и дочери, попавших в детский дом. В письмах мать наставляет их, рассказывает, как хлопочет о свидании с ними, сообщает, что лучше положить ей в посылку, благодарит за фотокарточки, радуется успехам своих детей в учебе.
Эльвуся, деточка моя родная, вполне тебя поддерживаю, что нужно быть настойчивой и не отступать, пока своего не добьешься, ведь нервничанием и слезами нашему горю не поможешь, крепись, моя родная, не падай духом. Как я хочу, чтобы тебе не казалось, а чтобы действительно нам осталось тосковать друг о друге уже недолго, ведь когда-то должен быть конец нашему страданию. (Из письма Паулины Шлегель дочери Эльвире от 3 июня 1940-го)
Письма в редакцию «МНГ» передала москвичка Яна Норина. Она нашла их, когда разбирала переписку своей прабабушки, Павлины Нориной, с детьми в годы ее заключения в ГУЛАГ е. Дочери Ирма и Вита Норины были товарищами Эльвиры и Феликса Шлегель по детдому. И по несчастью. Отца девочек Анатолия Норина, директора Воронежского госуниверситета, арестовали в конце лета 1936 года по обвинению в причастности к контрреволюционной деятельности и в январе 1938-го расстреляли.
Тогда же, 21 января 1938 года, оборвалась и жизнь Ивана (Иоганнеса) Шлегеля. Он был арестован в сентябре 1937-го. К тому моменту он и месяца не успел проработать секретарем Центрального исполнительного комитета АССР немцев Поволжья. Ранее он занимал различные должности в руководстве республики.
Эх, и горе-то постигло нашу хорошую, дружную, крепкую семью. О папе ничего не знаю. Ты знаешь, чего мне это стоит. Ну, немножко взгрустнула, не обращай внимания, будь здорова и весела и не падай духом, я буду жить и работать и надеяться, что наша разлука когда-нибудь кончится. А ты учись – для нашей молодежи в нашей стране широкая дорога – заботы очень много уделяется вам, как нигде. Надо только быть честным, преданным, трудолюбивым человеком. (Из письма, которое не подписано. Очевидно, оно не от Паулины Шлегель ее детям, а от другой женщины из лагеря своей дочери Зине в тот же детский дом, в письме речь идет и о Феликсе)
Когда Ивана Шлегеля и его жену Паулину арестовали, их детей, ставших «государственными», определили в детприемник так называемого закрытого типа. Видимо, находился этот изолятор в Энгельсе, где семья жила в сентябре 1937-го.
Через месяц Феликса и Эльвиру перевезли в детприемник в Саратов, а оттуда в «детский городок» для малолетних преступников в Ростовской области. И только в августе 1938 года они стали воспитанниками Новочеркасского детского дома № 5.
«Здесь я провел самые лучшие счастливые годы моего детства, – рассказывал потом Феликс Шлегель, его воспоминания опубликованы в журнале «Культура немцев Сибири» (№7/2004). – Учился только на отлично, играл в духовом и струнном оркестрах, посещал авиамодельный кружок. Летом выезжали за город в лагеря. С группой отличников в 1940 году ездил в Москву на ВДНХ. Здесь мы впервые получили весточку от матери из мест заключения…»
Здравствуй, милый дорогой мой сыночек!!! Получила твое письмо от 10 июня, где ты мне прислал свои отметки. Какой же ты молодец, круглый отличник, это, как говорят, не фунт изюма. Умница ты большой, что ты пошел в русскую школу, этим ты многое выиграл. Ты подумай, как теперь мешает Эльвире то, что она училась в немецкой школе. Во-первых, она потеряла через это целый учебный год, во-вторых, этот предмет тормозит ее до сих пор. Феликс, ты мне напиши, сняли с нее нагрузку старшей вожатой по детдому или нет, я в каждом письме спрашиваю, но ответа нет. (Из письма Паулины Шлегель сыну Феликсу от 2 июля 1940 года)
Ты все никак не можешь простить своей бывшей подруге Ольге, что она такой трус, да и Ольгу не стану винить, это не от себя она бросила переписку с тобой, а под нажимом родителей, которые боялись за свою шкуру. Да, моя милая, оказались не только чужие такими перестраховщиками, но и родные, вроде тети Иры. Она страдает расширением зрачков на чужую собственность…
(Из письма Паулины Шлегель Эльвире от 1 марта 1940-го)
Эльвуся, не будь злопамятной к дяде Вите и Ире, я уверена, что совесть их мучает, что они в отношении нас так гадко поступают, они же все-таки знают нас лучше, чем кто-либо, знают, что мы ни в чем не виноваты и такого отношения не заслуживаем.
(Из письма Паулины Шлегель Эльвире от 20 ноября 1940 года)
Я очень рада за Отто, что его взяли в армию, это еще раз подчеркивает, что сын за отца не отвечает. Я сегодня написала тете Соне, если она будет нуждаться, чтобы она брала нужные ей вещи у нас из наших вещей, она так много для нас сделала и мы должны ее выручать. (Из письма Паулины Шлегель Эльвире от 1 марта 1940 года)
Пойми, моя родная, чем больше мы будем переживать, волноваться, нервничать, хандрить, тем хуже это отразится на нашем здоровье, а чтобы увидеться и жить вместе, необходимо сохранить свое здоровье. Старайся меньше вспоминать прошлое, а о будущем не так далеко вперед загадывать. (Из письма Паулины Шлегель Эльвире, написанное в ноябре 1940 года, в нем упоминается «Великое торжество – XXIII годовщина Октябрьской революции»)
Здравствуй, дорогая Эльвира! Первым долгом шлю тебе свой красноармейский привет и поздравляю тебя с новым 1941 годом. Желаю тебе всего самого наилучшего! […] Ты, наверное, на каникулах думаешь поехать к своей мамаше? Я когда ехал сюда, то на одной станции видел очень подробную железнодорожную карту; и видел станцию Тотьма. Она расположена примерно на 200-250 км от Рязани и ехать нужно только через Рязань. (Из письма Анатолия Эльвире 28 декабря 1940 года. Видимо, речь о Потьме в Мордовии)
Из переписки следует, что летом 1941 года Эльвира оканчивает 10-й класс и хочет стать врачом. Она собирается поступать в Ростовский медицинский институт. Но к учебе она так и не приступила: осенью 1941 года она как немка была депортирована в Южный Казахстан.
Феликс Шлегель с воспитанниками детских домов Новочеркасска был эвакуирован 25 ноября 1941 года в Омскую область. Эшелон выехал за день до того, как Новочеркасск оставили войска Красной армии, и прибыл в Омск 2 января. Детдом Феликса был распределен в Александровку Азовского района.
Здравствуй, дорогой милый Феликсхен!!! Вчера для меня был счастливый день, вернулась поздно с работы и вот письмо от тебя. Я последнее время так беспокоилась о тебе, столько переживала, что, наверное, за эти шесть месяцев постарела на шесть лет. Теперь я хоть немного успокоилась, зная, что ты уже вне опасности. Получив твое письмо от 19 ноября, я уже думала, что вас не будут эвакуировать. Я посылаю тебе письмо, которое посылала тебе уже давно, из него ты узнаешь, почему я очутилась здесь, в Казахстане. Сейчас мы уже работаем в колхозе. Работа трудная, но что же поделаешь, нужно чем-то жить и как-то жизнь спасать, я хоть надеюсь, что это не всегда будет так.
(Из письма Эльвиры брату Феликсу от 24 марта 1942 года)
По воспоминаниям художника Александра Вормсбехера, опубликованным в книге «В сибирской глубинке. История и будни немецкого села Александровка» (М., 2013), детей поначалу разместили в домах раскулаченных крестьян, а в 1948-м для них выделили четыре класса в местной школе. Дети были разных национальностей. «И хотя жизнь сирот нельзя было назвать раем, все же им было сытнее, чем местным детям. По крайней мере хлеб и горячая пища три раза в день были им гарантированы, что не всегда можно было сказать о ребятах Александровки. Да и раздетыми они не ходили», – писал Александр Вормсбехер. В книге он упоминал Феликса Шлегеля как детдомовца, который позже получил высшее образование.
Феликс Шлегель стал кандидатом технических наук, преподавал в вузах. Он ушел из жизни в 2008 году в Германии.
Паулина Шлегель была приговорена к 8 годам лишения свободы, отбыла 9 лет в мордовских лагерях, потом направлена на спецпоселение в Карагандинскую область. В 1956 году снята с учета в комендатуре. Реабилитирована.
О дальнейшей судьбе Эльвиры Шлегель (в замужестве Сергиенко) мы пока не нашли информацию.
«МНГ» передаст письма Александровскому народному музею им. А.К. Вормсбехера, в котором в августе откроется обновленная экспозиция.
Благодарим Яну Норину за переданные в дар письма и команду Культурно-делового центра «Русско-немецкий дом города Омска» за помощь в подготовке материала.
Ольга Силантьева
