Еще в Московском училище живописи, куда Шишкин поступил в 1852 году в возрасте 20 лет, рисованию портретов и исторических полотен, которые тогда были в моде и которые, по свидетельству многих старших коллег по цеху, были наиболее прибыльным делом, юный художник предпочел упорные упражнения в пейзажных зарисовках. Вскоре его упорство было оценено. Как писала племянница Шишкина и его первый биограф Александра Комарова, «мало-помалу вся школа узнала, что Шишкин рисует такие виды, какие ещё никто до него не рисовал: просто поле, лес, река, а у него они выходят так красиво, как и швейцарские виды».
В 1856 году, окончив училище, Шишкин уехал в Петербург поступать в Академию художеств, чтобы дальше совершенствоваться в пейзажном рисовании. В Академии наставником Шишкина был Сократ Максимович Воробьев, потомственный живописец, сын и ученик Максима Воробьева, основоположника и крупнейшего мастера романтико-классицистического пейзажа первой половины XIX века. Годы учебы, проведенные под присмотром Сократа Максимовича, не прошли для Шишкина даром. Его картина «Вид на острове Валааме. Местность Кукко», которая демонстрировалась на выставке в Академии в 1860 году, была удостоена Большой золотой медали.
Большая золотая медаль Академии художеств давала право на особый грант, или пенсион, который выплачивался художнику на протяжении шести лет. На эти деньги пенсионеры Академии обычно ехали в Европу, где знакомились с творчеством европейских художников, учились у заграничных мастеров. Большой популярностью пользовалась у пенсионеров, конечно же, Италия, давшая миру великих Леонардо, Микеланджело и Донателло.
Воспользовался этой возможностью и Шишкин, но остался верен себе и поехал не в «колыбель искусства», а в Германию, славившуюся своей пейзажной школой. В желании «соединить пейзаж с животными» он два года провел в Мюнхене, учась у местных художников-анималистов. Несмотря на то, что его желание вылилось в целую серию этюдов со стадами коров и овец – то пасущихся, то отдыхающих на лугу, – в анималистах он разочаровался.
И весной 1864 года приехал в Дюссельдорф, в знаменитую Академию искусств, где с удвоенной силой взялся за написание пейзажей. Дюссельдорфская академия объединяла художников разных жанров – от бытового до пафосного героического, но больше всего славилась именно своими пейзажистами. Здешние художники тщательно прорабатывали детали пейзажа и включали в него фигуры людей. Очень популярным был сюжет, когда люди изображались идущими по парку или лесу.
Шишкин и здесь оказался прилежным учеником. Он часто бывал в Тевтобургском лесу, где и родилась идея картины «Вид в окрестностях Дюссельдорфа», которую он написал по заказу петербургского коллекционера Николая Быкова и за которую позже был удостоен звания академика в России. Шишкин несколько отошел от первоначального замысла, который он изложил в письме заказчику в сентябре 1864 года («Сюжет картины таков: „После грозы“, на среднем плане остатки разбитого и сожженного молнией дуба, от которого частью будет виден дымок и прочее…»), и изобразил ожидание природой грозы. И не забыл вписать в пейзаж две фигурки людей, которые совсем не спешат укрыться от надвигающегося ненастья в домике, из трубы которого так уютно и заманчиво поднимается дым. Искусствоведы, называя эту работу образцом композиционного мастерства молодого художника, отмечают, что в ней присутствуют все признаки использования определенной «школьной» рецептуры. Шишкин в письме к Быкову так описывал свои ученические ощущения: «А все-таки дело скверное, я здесь за границей совершенно растерялся, да не я один, все наши художники и в Париже, и в Мюнхене, и здесь, в Дюссельдорфе, как-то все в болезненном состоянии – подражать, безусловно, не хотят, да и как-то несродно, а оригинальность своя еще слишком юна и надо силу».
Однако, несмотря на растерянность, Шишкин стал местной знаменитостью. Дело в том, что в Дюссельдорфе он активно «порисовывал» пером. Для иностранцев такие работы были в диковинку, и три его рисунка («очень недурные», по оценке самого художника) были выставлены в Академии. В письме к своему другу, художнику Ивану Волковскому, Шишкин не без гордости отчитывался: «Я теперь сделался здесь известным, где и куда нейдешь, везде показывают, пошел вот этот русский, даже в магазинах спрашивают, не вы ли тот русский Шишкин, который так великолепно рисует». Один рисунок Академия даже купила. «Жаль, цену назначил весьма ничтожную – 50 талеров», – сокрушался Шишкин и радостно сообщал, что идет с товарищами «на маскарад дурачиться».
Алексей Карельский
