Штучная специальность

Ведущие российские синхронисты с немецким языком Роман Матвеев (РМ) и Михаил Фирстов (МФ) рассказывают о тонкостях профессии. В середине мая в Томске переводчики поделятся с коллегами своим опытом на курсах повышения квалификации для профессиональных переводчиков из числа российских немцев Западной Сибири.

Михаил Фирстов в переводческой кабине с Валерием Даниловым, учителем и старшим коллегой.

Какими качествами должен обладать переводчик-синхронист? Каковы требования к его личности?

Михаил Фирстов: Будущий синхронист не просто должен любить иностранные языки и интересоваться ими, но и быть любознательным человеком в принципе. Переводчик не может быть узконаправленным. Расширением своего кругозора нужно заниматься самостоятельно постоянно. Кроме того, необходимо обладать определенным темпераментом.

Роман Матвеев: Все переводчики либо холерики, либо сангвиники. Синхронный перевод идет в очень быстром ритме – нужно быстро говорить самому. Меланхолик или флегматик не справится.

МФ: Устные  переводчики, как правило, аудиалы, обладающие хорошей слуховой памятью. Перевод отлично дается тем, кого немцы называют Textmensch, людям, нацеленным на текст, во всем ищущим вербальные смыслы, хорошо воспринимающим литературу, поэзию. Также необходим широкий кругозор еще на стадии поступления в  университет. Некоторые вещи может дать только семья, некоторые – только школа. Когда этот «полуфабрикат» попадает к нам в вуз (Михаил Фирстов преподает в Московском государственном лингвистическом университете имени Мориса Торезы, Роман Матвеев долгое время работал там же – прим. Ред.), мы уже не так много можем с ним сделать.

В сериале «Шерлок» герой запоминает информацию с помощью так называемых чертогов разума – визуально представляет хранилище, где содержится каталогизированная информация. У переводчиков есть подобные мнемотехники  или вы запоминаете текст линейно?

МФ: И да, и нет. Когда вы слушаете текст, особенно если это описание, важно представить картинку. Если вы будете запоминать один за другим все слова включая служебные, ваша память кончится раньше, чем завершится предложение. Последовательно человек способен запоминать не более 7 элементов. Если же вы представите, скажем, фразу из 5 слов «заснеженная тундра расстилалась перед нами» как картинку, этот образ займет только одну ячейку памяти. Что происходит в этой тундре – это уже содержание следующего элемента. Нам нужно научить студентов быстро трансформировать слово в образ и потом обратно образ в слово на другом языке.

Дело в том, что школьная программа активно выбивает образное мышление из человека: дети заучивают стихи, не понимая в

Роман Матвеев / Екатерина Сорокина

них половину слов, зазубривают законы физики и определения.  В школе тренируют механическую память: выучить, донести и сразу забыть. Но переводчику этого недостаточно. Необходимо не просто повторить услышанное на том же языке, нужно все это осмыслить и трансформировать. Перевести можно только то, что понял сам.

Как вы работаете с многозначностью, когда в режиме реального времени нет возможности уточнить, что имел в виду оратор?

РМ: Если вы что-то некорректно передали, это выясняется тут же. Синхронный перевод – интерактивное действие. Кроме того, у нас есть различные инструменты: генерализация, конкретизация…  Если что-то не понимаешь, применяешь генерализацию: выходишь на более высокий уровень, говоришь об это в общем. Далее, когда понимаешь мысль, которая тобой была переведена общим образом, можно прокомментировать это дополнительно. Главное – это состоявшаяся коммуникация. Публика должна испытывать комфорт, слушая нас в наушниках.

МФ: Есть такая штука, как вероятностное прогнозирование. Это свойство любого живого организма угадывать будущее на основании прошлого опыта. В синхронном переводе мы не дожидаемся конца фразы, а предугадываем, что скажет нам оратор. На основании предыдущего текста, других его выступлений, его позиции, которая нам известна. Да, могут быть неожиданности. Но текст, как правило, не бывает одной большой неожиданностью. Если мы переводим выступление убежденного коммуниста, вряд ли он вдруг станет выступать за свободный рынок без всяких ограничений.

Насколько переводчику важно разделять точку зрения оратора?

РМ: Переводчик должен быть готов играть на результат,  добиваться понимания любой ценой, стараться убедить аудиторию так же, как и оратор. Если взгляды переводчика категорически не совпадают с тем, что говорит оратор, ему будет психологически тяжело. Также важно работать в паре с коллегой, который подходит по психологическим особенностям. В синхронной кабине мы работаем, как единый организм. Постоянно друг друга поддерживаем. Переводчик должен быть готов в любой момент подменить напарника.

Кого тяжелее всего переводить?

РМ: Тех, кто не понимает свою аудиторию. Например, один российский блогер, выступление которого я переводил немцам, сыпал выражениями вроде «я мужчина в самом расцвете сил». Конечно, немец не поймет подобных отсылок. Нам приходиться в режиме реального времени пояснять контекст.

МФ: Трудно переводить людей, которые имеют мало опыта общения с представителями другой культуры и варятся только в своей среде. Национальная культура – это всего лишь вид субкультуры. Хиппи, байкера, толкиениста, очень воцерковленного человека не поймут носители его же языка, если он будет оперировать терминологией и аллюзиями своей субкультуры.

Также очень сложно переводить кабинетных гуманитариев. Человек всю жизнь пишет научные статьи, потом его вдруг приглашают выступить. Он берет текст со всеми многочисленными ссылками и цитатами и начинает читать его с большой скоростью. Занимаясь своей темой всю сознательную жизнь, он не понимает, как некоторых имен и вещей культурный человек может не знать. Если медики, техники  считают, что владеют сакральным знанием, то гуманитарий полагает, что то, о чем он говорит, должно быть известно любому культурному человеку.

Михаил Фирстов (слева) на презентации книги Герхарда Шрёдера в Москве / из личного архива

РМ: Мы с Михаилом увлекаемся историей и много работаем для историков. Каждый раз это сложнейшая работа. Не так давно переводили конференцию по XII веку. Обсуждалась в том числе архитектура с домонгольским и византийским влиянием. Когда доклады зачитаны, начинаются вопросы по особенностям этих влияний. Это самое сложное.

Какие самые экстремальные переводы случались в вашей практике?

МФ: Мы с Романом как-то работали на конференции, посвященной книгам по выведению племенных лошадей. Из материалов для подготовки была только программа на английском на одной странице и все.

РМ: Как правило, на день перевода уходит день подготовки. Но, помню, однажды мне пришлось переводить про оптические счетчики частиц без подготовки вообще. Еще был один кошмарный случай, когда немец говорил с сильной диалектальной окрашенностью, дефектом речи и сыпал американизмами. До сих пор мурашки по коже, когда вспоминаю.

Какие существуют различия между европейской  школой перевода и российской?

РМ: В Европе учат переводить в основном на родной язык с двух-трех иностранных. Мы же делаем много переводов ретур –  на иностранный язык, поэтому в российском образровании большое внимание уделяется фонетике. Мы переводчики более широкого профиля, чем, скажем, наши немецкие коллеги. В Германии переводчик должен четко определиться,  станет он письменным или устным переводчиком. Мы же можем и то, и то.

Беседовала Анастасия Бушуева

Tolles Diktat 2024
 
Подписаться на Московскую немецкую газету

    e-mail (обязательно)