Иван, вот эта цифра 50 — с чем она у тебя ассоциируется. И вообще юбилей — это плохо или хорошо с точки зрения поющего поэта?
Сейчас цифра 50 ассоциируется у меня в первую очередь с моим возрастом. Впрочем, если придерживаться и осознанно жить семилетнюю цикличность, то 49 лет была более важной для меня в жизни датой. Но поскольку у нас принято 50 считать юбилеем, будем праздновать 50! Мне кажется, юбилей это ни плохо и ни хорошо, это просто то, что мы принимаем за веху, за некий рубеж, к которому мы не стремились, но достигли. Я больше собираю не года, а встречи и разлуки — с людьми, с событиями, с мыслями. С точки зрения, как ты меня назвала, поющего поэта, это, возможно, тема для очередного стиха или песни, которыми я балую себя на каждый мой день рождения.
Расскажи, пожалуйста, нашим читателям о себе. Конечно, много чего накопилось-нажилось, но хотя бы о самом важном на сегодня.
Рассказывать о себе, это всегда непросто, поскольку это почти всегда желание рассказать о том, что для тебя важно, при этом для читателя или слушателя может быть важно совсем другое, но я попробую. Родился я в рабочем поселке с прекрасным названием Малиновое Озеро, на Алтае.
Детство мое прошло в Киргизии, а последние годы перед переездом в Германию я прожил в Узбекистане, в Фергане. В Германию переехал с семьей в январе 1989 года, сегодня проживаю в Бонне. Чем я живу, кто я? Я европеец, таковым я себя чувствую, таковым я себя познал. Что это значит? В первую очередь это значит, что я не только вижу себя в контексте европейской культуры, но и живу ею, чувствую ее стержень, ее силу, ее трагическую и великую роль в общечеловеческих масштабах. В свое время «прошел» через религию: моя жизнь тогда, и, конечно же, мое мировоззрение формировались христианством, потом буддизмом и, наконец, атеизмом, в истинном значении этого понятия. Атеизм не как безбожие, а как осознание бытия в некоем вне личности присутствующем начале, как противопоставление теизму и деизму. Сегодня я считаю себя стоиком и придерживаюсь этой философии, поскольку именно в этой философии я вижу не только наше европейское наследие, но единственное идентичное учение, которому можно и нужно следовать нам, европейцам, чтобы не искажать и не предавать себя. Ни иудо-христианство, ни восточные учения не являются нашими истоками, а именно греческая и римская философия, которую так жестоко и по-варварски пыталось уничтожить средневековое иудо-христианство.
Что для меня еще важно, чисто по-человечески? Для меня важно то, что я счастливый отец, а мои дети (у меня сын и дочь), это в первую очередь мои друзья, с которыми я всем делюсь. Да я вообще-то счастливый человек, мне везет на людей, у меня есть друзья, любимая профессия и, конечно же, просто интересная и богатая событиями жизнь. И я люблю свою жизнь!
Поэзия — это то, с чем приходится жить, где бы ты ни был и что бы ни делал… Ты психолог… Дело это, в твоем понимании, каким-либо образом сопряжено с поэзией?
Я мог бы, конечно же, начать философствовать и говорить о том, что психология близка поэзии, поскольку она тоже имеет отношение к эмоциям человека. Но на самом деле это работа, ремесло, которым ты владеешь и лучше, если ты им владеешь хорошо. Эмоционально ты должен уметь быть и оставаться нейтральным. Иначе ни тебе, ни твоим клиентам уютно не будет. Другое дело, ты работаешь с людьми, каждый день перед тобой раскрываются судьбы, и ты должен быть не только осторожным, но и в первую очередь предельно уважительным к твоим клиентам. Здесь интуиция и сдержанность лучшие твои друзья. Эмоции имеет право показывать только клиент.
Насколько тебе самому творчество помогает разобраться в собственных чувствах, эмоциях, переживаниях и вообще каково его назначение?
— Если честно, то никак не помогает. Я уже давно не пишу стихов на тему поиска смысла жизни. Для меня с некоторых пор такое понятие как смысл жизни стало понятием нарицательным. Дело в том, что как только мы определили смысл жизни или даже просто определили тенденцию, мы ограничили жизнь. Например, мы говорим, смысл жизни — это делать добро. А что же тогда с простыми повседневными делами? Поливать цветы, закупаться, любоваться природой, заниматься ремонтом квартиры и многое другое разве не имеет смысла? И так во всем. По-моему, в одном из советских фильмов прозвучала такая фраза: «Жизнь больше, чем любовь», а я бы сказал, жизнь больше, чем смысл жизни. Поэтому мое творчество, писание стихов — это прелестное занятие, такое же, как иногда писать акварели или перебирать струны на гитаре. Это не помогает разобраться в собственных чувствах, это помогает ими насладиться.
А к какому из жанров можно отнести твои произведения?
Я не пользуюсь никакими правилами и не придерживаюсь определенных жанров. Было несколько исследовательских и критических статей о моих стихах. Я с интересом прочитал. Было очень забавно осознавать, что твои тексты определяют в некую категорию, а ты и не догадывался об этом. Однажды многоуважаемая мною Нора Пфеффер сказала мне, что я символист. Это единственное, что я сохранил для себя как определение.
Мир вокруг, ты сам — все меняется. А тематика твоих произведений? Например, твоя поэзия до Германии… она наверняка была иной?
Как я уже сказал, сегодня я пишу больше не стихи, а зарисовки, размышления, задиристые реплики и просто монологи, да я их рифмую и другие все еще думают, что это стихи. От этого мне порой неловко… Но кому-то нравится читать и слушать, а мне нравится писать. Сегодня я смотрю на свои стихи «догерманского» периода, как на тексты порой очень тяжелые, полные драматизма и безысходности, но они отражают отчасти мое состояние тогда. В Германии мое состояние изменилось, соответственно изменились мои тексты.
Насколько расширился круг тем, которые хочется затронуть?
Осталась только одна тема — жизнь. Это может быть простой вечер в итальянском ресторанчике или прогулка по саду, реплика другу или ироническое размышление о своем возрасте.
Последний стих пусть будет песней:
Без слов, без рифмы и без звука.
Когда на самом этом месте
сольются встреча и разлука.
Когда превыше всех законов,
когда превыше всей морали
жизнь развернет свои знамена
и разобьются все скрижали.
Освобождая дух и душу,
вернется плоть к ее началу.
И только памятью о лучшем
заплещут волны у причала.
Иван Бер