Ирина Посредникова
Главный герой «Детей моих» учитель Якоб Бах, наконец заговорил на родном языке. Его перевел с русского на немецкий Хельмут Эттингер. Два года назад он уже работал над переводом дебютного романа Яхиной «Зулейха открывает глаза». Впрочем, хорошо говорят на немецком не только герои двух ее книг, но и сама писательница.
«Мой дедушка был учителем немецкого языка. Первые немецкие слова и стихи я услышала именно от него. Это было еще до школы, – рассказывает Гузель Яхина. – В моей родной Казани очень много следов немецкой культуры: до начала Первой мировой войны один процент населения составляли немцы. Именно они были врачами и архитекторами, скульпторами и художниками… Эти следы стали заметны только в конце 80-х годов. Только тогда вслух стали говорить о немецком Поволжье. Для меня это было открытием – в один миг оказалось, что все то, что я знала о немцах и их культуре, было здесь, на моих улицах, в моем городе!».
Полноценным героем книги является не только учитель Бах, но и Волга. «Река – это символ времени. Именно она дает ответ на, пожалуй, главный вопрос романа: можно ли убежать от времени? В каком-то смысле это относится ко всем поволжским немцам. Они жили анклавом, не смешиваясь с другими. Очень долго им удавалось вести нормальную жизнь. Пока не пришел 41-й трагический год. Они стали частью истории Советского Союза и оказались депортированы. Именно поэтому моя книга – роман против тоталитаризма».
У немецкого перевода «Детей моих» есть некоторые особенности. Так, в сцене, где вождь народов играет в бильярд с воображаемым Гитлером, писательница ни того, ни другого не называет по имени. Читатель и так понимает, кто имеется ввиду. Сталин фигурирует под написанным курсивом местоимением Он, а второго игрока автор называет словом Führer. Так и вышло в немецком переводе книги – двум фюрерам не бывать.
На русском книга «Дети мои» написана метафоричным, почти сказочным языком, но эпилог получился сухим, канцелярским. Этот ход, по мнению Яхиной, должен вытащить читателя из атмосферы сказки и вернуть в реальность. Немецкий издатель решил, что такой поворот смутит и отпугнет немецкую публику. По этой причине для немецкого издания эпилог был переписан в языковой стилистике всего романа.