Отто Фишер / Вадим Осипов
Наталья Паэгле
В 1941 году Отто Фишеру было 28 лет. Он жил в Москве, куда попал из Саратовской области еще в 1918-м. Рано оставшись без родителей, он был взят на воспитание своим дядей по фамилии Герлингер и его женой, жившими в столице.
Женщина, сидящая справа, заменила Отто Фишеру мать (фото 1905 года) / Из личного архива
Отто Константинович листает семейные альбомы, по которым можно проследить историю нашей страны в XX веке. Одним снимком он особенно дорожит: «Это фотография 1905 года, времен Русско-японской войны, – рассказывает Отто Константинович. – Женщина, что сидит справа в костюме медработника, заменила мне мать. Александра Ивановна Герлингер (Максимова), уроженка города Калязина Тверской губернии, была акушеркой. Здесь она снята в госпитале. Александра Ивановна жила некоторое время в царской семье не как приживалка, а на равных. Знала Боткина и других известных врачей. Перед началом Второй мировой войны работала хирургом».
В памяти Отто Константиновича сохранилось, как приемный отец сжигал семейные альбомы с фотографиями царских времен. Боялся, что за них могут посадить. Но пострадали они за другое – за национальность. И его самого, и русскую жену отправили в ссылку.
А Отто Константинович оказался в трудармии. «Я работал во временной больнице – что-то вроде госпиталя, меня уволили в августе 41-го в связи с призывом в армию, – говорит он. – Нас послали в Тульскую область, в город Белев, направление – Тула, Смоленск, Ельня. Мы попали в 58-й стрелковый полк простыми солдатами, и вот в этом полку я пробыл три месяца, до октября. В армии были командиры немецкой национальности, политработники, врачи. Невзирая на звания и награды, всех отозвали из армии».
Отто Фишер попал на строительство Челябинского металлургического комбината, которое только началось в условиях лагеря НКВД. «Нас содержали так же, как врагов в фашистских лагерях. Но мы были не враги, а свои – советские люди, которые здесь родились, – не в силах сдержать слезы, произносит Отто Константинович. – А родина ведь у человека – одна! Держали нас здесь до 1946 года. Потом весь строительный участок был переведен в Кыштым. Сняли конвой, а людей, которые остались, в том числе и меня, перевели в вольнонаемные. Ввели карточную систему. Если во время войны нас водил солдат с ружьем на работу, то теперь стимулировала карточка. С нас взяли подписку о невыезде. Вышли мы из лагеря – ни кола, ни двора. У меня были только тюремные ватные штаны – и все. Я познакомился с русской женщиной. Муж ее погиб на фронте, она осталась с двумя сыновьями. И мы решили жить вместе. В 1947 году у нас родился еще один сын».
Отто Фишер, и выйдя на свободу, продолжал работать на территории лагеря. После войны здесь создали колонию для уголовников. Последние два десятилетия перед уходом на пенсию Фишер служил в офицерской должности – начальником коммунальной службы колонии.
После войны он стал искать своих приемных родителей. В сентябре 1941-го их выслали в Казахстан, в Караганду, и он несколько лет о них ничего не слышал. Фишер узнал, что дяди уже нет в живых, а его жена находится на поселении в одном из совхозов Карагандинской области. «Я тайно поехал за ней, так как не имел права покидать район своего поселения, – вспоминает Отто Фишер. – Я ее нашел. И хотел забрать с собой, но она очень боялась ехать, так как состояла на комендантском учете. И тогда я, вопреки всем опасениям, ее и своим собственным, самолично сделал в ее паспорте отметку о разрешении на выезд и увез ее к себе. До 1961 года, до своей смерти, она жила в моей семье».
Отто Фишер уже похоронил и жену, и троих детей. Он живет в Копейске, десятилетиями каждый день видя из окон колючую проволоку: когда-то он получил квартиру рядом с колонией – той самой, в которой работал во время и после войны.
