«Такой потенциал был разбазарен»

30 лет назад началось переселение российских немцев и контингентных беженцев еврейской национальности в Германию. Почему такое полномасштабное исследование об этой волне миграции выходит спустя столько лет?

Хороший вопрос! В 1990-е годы, когда ежегодно из постсоветских стран в Германию приезжали по 200 тыс. человек, о них писали многие исследователи. При этом в центре их внимания оказывались чаще всего различные группы. Были научные работы, касавшиеся поздних переселенцев – российских немцев. Отдельно от них изучалась миграция контингентных беженцев (прим. беженцы из кризисных регионов мира, которых Германия принимает  в рамках актов международной гуманитарной помощи) еврейской национальности, которые воспринимались как совсем другая группа, хотя часть этих людей приехала из тех же самых стран. Общий взгляд на постсоветскую миграцию, который бы охватывал людей с разными корнями, появился совсем недавно.

Постсоветские мигранты образуют самую большую группу переселенцев в Германии. Тем не менее нельзя сказать, что они находятся в центре общественного внимания. Для многих они так и остались «русскими». Почему?

То, что их поголовно считают русскими, связано, с одной стороны, с тем, что они, когда приезжали в начале 1990-х, общались в основном на русском. Немецкое общество ошибочно решило, что раз они говорят на этом языке, значит, они русские. Люди не знали, что русский в полиэтничном СССР хоть и был языком межнационального общения, однако советские граждане могли себя идентифицировать по другим этнонациональным признакам. Помимо этого, о «русских» в миграционном дискурсе довольно быстро забыли. Еще в 1990-е переселенцам, прежде всего поздним (этническим немцам, переехавшим в Германию после 1 января 1993 года. – Прим. ред.), приписывали множество проблем. Их нередко считали преступниками, безработными и наркозависимыми. С началом нового тысячелетия они исчезли из общественного поля зрения. Отчасти потому, что их проблемы решались. Отчасти – из-за отсутствия интереса к этой группе. В миграционном дискурсе стала доминировать тема ислама. Постсоветские мигранты стали относительно незаметными. Этому способствовало еще и то, что эти мигранты по своим характеристикам редко обращали на себя внимание, к тому же у них, особенно у поздних переселенцев, было ярко выраженное желание ассимилироваться.

Советские немцы перед вылетом из Москвы в ФРГ: «Для многих они так и остались русскими». Владимир Акимов / РИА Новости

В вашей книге вы описываете неоправдавшиеся ожидания немецкого общества по поводу мигрантов из бывшего Советского Союза. Вы пишете, что они бы и не смогли их оправдать. Какие у немцев были представления?

Об обеих группах изначально были искаженные представления, имеющие мало общего с реальной картиной. Например, правительство ожидало, что поздние переселенцы окажутся такими образцово-показательными немцами, еще бОльшими немцами, чем сами немцы в Германии. То есть прилежными, верующими, имеющими многодетные семьи и примерно сохраняющими свои традиции. Это было частью господствующего в то время дискурса. А те, кто на самом деле приехали, по мнению многих, были русскими, которые часто испытывали трудности на начальном этапе, что нередко приводило к таким эксцессам, как алкоголизм. И позитивное деформированное представление превращалось в прямо противоположную негативную картинку пьющих, дерущихся русских. Что касается евреев, существовал иной стереотип. Ожидали, что приедут очень интеллигентные, образованные, культурные люди, которые смогут оживить немецко-еврейскую духовную жизнь. Так получилось и на самом деле: действительно в страну переехало много высокообразованных мигрантов. Но многие не смогли найти работу в своих интеллектуальных сферах, так как их дипломы не были признаны. И завышенные ожидания частично превратились в подозрения, что на самом деле это и не евреи приехали. Многие купили документы, а на самом деле они – русские. Нереалистичные представления об обеих группах заменили искаженные, которые тоже мало соответствовали реальности. В обоих случаях реальные люди сразу теряли в социальном статусе.

После «дела Лизы», якобы изнасилованной в 2016 году девочки, постсоветское сообщество в Гер­мании стали подозревать в особых симпатиях к «Альтернативе для Германии» (АдГ). Это так?

Отчасти. Опросы показывают, что в этой группе популярность АдГ выше средней по стране. На последних выборах в бундестаг за эту партию проголосовали 12,6% населения Германии. В ходе проведенного мною совместно с одним коллегой исследования мы выяснили, что до 17% постсоветских мигрантов высказывали по крайней мере намерение отдать свой голос за АдГ. И показатель растет, особенно с началом миграционного кризиса в 2015-м. Это процесс, который происходит в консервативной части постсоветского электората. Христианско-демократический союз (ХДС), занимавший долгие годы доминирующее положение, теперь его теряет. Он отдал очень много голосов своих избирателей «Альтернативе для Германии». И все же он сильнее, чем АдГ. Это настоящее ядро. Тем не менее этот сильный крен вправо коснулся не всей диаспоры. Опросы подтверждают, что уже многие годы есть постоянное число избирателей, голосующих за партии левого толка, – за СДПГ, зеленых, Левую партию. Их число составляет чуть больше 40%. Но об этой части избирателей никогда не говорят. Смотрят всегда только на другую половину электората. В целом же мы имеем дело с группой, характеризующейся глубоким расслоением.

Российские немцы и российские евреи другими переселенцами долгое время воспринимались как привилегированная группа мигрантов. Как это получилось?

Прежде всего обеим группам давались бессрочные разрешения на проживание. Поздним переселенцам – даже немецкое гражданство. Кроме того, обе группы какое-то время получали помощь в интеграции и место на языковых курсах, когда еще в Германии это не было стандартом для всех. Германия считала себя тогда еще не страной иммигрантов, а постсоветских переселенцев – не мигрантами. Поздних переселенцев рассматривали как репатриантов. Переселение евреев воспринимали как определенную форму искупления вины. В начале 1990- х в Германию приехало и много беженцев, спасавшихся от войны, тех, кто искал убежище. Помимо этого, в стране десятилетиями жили уже несколько миллионов гастарбайтеров, не имевших шансов на получение немецкого гражданства. Так как все эти процессы происходили одновременно, то и казалось, что кто-то находится в привилегированном положении.

Но вы пишете также о жертвах и высокой цене, которую мигранты из постсоветского пространства должны были заплатить за интеграцию. Что вы имеете в виду?

Постсоветские мигранты потеряли в социальном статусе, что часто сопутствует миграции. Хотя поздние переселенцы имели право на проверку эквивалентности их дипломов о высшем и среднем специальном образовании, но часто подобная проверка не заканчивалась положительным решением. Еще хуже обстояли дела у контингентных беженцев, многие из которых имели дипломы о высшем образовании. Их не признавали в Германии, потому что контингентные беженцы не имели права на проверку эквивалентности. Такой потенциал был разбазарен. Обе группы долгое время в профессиональном плане не могли или с трудом могли встать на ноги. Среди контингентных беженцев безработица годами была почти 100-процентной. Многие пенсионеры оказываются на пороге бедности, потому что годы их работы в Советском Союзе не засчитаны, а в Германии они не могли много отчислять в пенсионные фонды. У поздних переселенцев годы советского стажа все-таки частично признаны, сейчас процент безработицы среди них очень низкий. Но и среди них все больше тех, кто испытывает в старости нужду. У многих сломанные трудовые биографии, потому что интеграция на рынке труда не была безупречной. Это цена, которую люди в конечном счете заплатили.

Беседовал Биргер Шютц