Ваш спектакль – это профессиональный театр или скорее социальный проект?
Андрей Афонин: Безусловно, это профессиональный театр. Мы решаем именно художественные задачи. Социализация наших актеров к началу репетиций уже должна быть пройдена как этап. Наши актеры занимаются театром не менее 20 часов в неделю, это их основной вид деятельности. В труппе есть люди с интеллектуальной недостаточностью, аутизмом, нарушением опорно-двигательного аппарата… Творческие задачи они решают исходя из своих особенностей развития, которые, давая им иной взгляд на мир, становятся их достоинствами. Мой коллега Герд Хартманн сказал очень важную вещь, которая стала нашим кредо: задача показать на сцене не то, что инвалиды тоже что-то могут, а то, что люди с особенностями в развитии могут то, чего не можем мы. Таким людям необходимо делегировать ответственность, тогда они становятся обычными творцами, с которыми можно работать на уровне решения художественных задач. Это принципиальная разница между тем, что мы делаем, и терапией в театре.
Астрид Веге: В этом спектакле все актеры – люди с особенностями. В первом же совместном проекте Андрея Афонина и Герда Хартманна «Отдаленная близость» коллектив был смешанный. Когда следишь за происходящим на сцене, непонятно, кто из актеров с особенностями, а кто нет. Танцы, музыка, пластика – все это соединялось невероятно гармонично. Постановка поразила меня до глубины души, это было завораживающе красиво!
Чем отличается жизнь людей с особенностями развития в Германии и России?
А.А.: В Германии люди с особенностями живут самостоятельно. У нас в России нет ни системы сопровождаемого проживания, ни системы сопровождаемого трудоустройства. Социальная защита создает иждивенцев, предоставляя льготы, но ничего не требуя взамен. Когда я рассказываю, что в Германии человек с особенностями должен работать 35 часов в неделю, слышу в ответ: «Как? Он же больной!». Мы показываем своим проектом, что это в корне неверная позиция. Потому что человек с особенностями или с инвалидностью перестает быть таким именно тогда, когда становится полезным в обществе, начинает отвечать за свою деятельность. Во многом выключенный из жизни, он несет культурные коды своего времени, и, делясь на сцене впечатлениями, говорит нам: «Я здесь и уже очень давно. Может быть, вы меня не замечали, но я все это время был с вами». Мы стараемся изменить сознание российской публики. После того, как мы с Гердом Хартманном получили «Золотую маску» за «Отдаленную близость», в России наблюдается всплеск социальных проектов. Культура идет впереди социума, таща его за собой.
Какое место ваш проект занимает в театральном мире?
А.А.: Мы спорим с современной тенденцией документального театра. Наша постановка сочетает Bio – биографии актеров и fiction – фантазийные истории.Получается некая смесь реальной жизни и фантазийного мира. Например, для эскиза, который мы показывали в прошлом году в рамках Года немецкого языка и литературы в России, один из актеров рассказал зрителям историю о Суме и Этне, которые живут на далекой песчаной планете и общаются только издалека, потому что встретиться им не суждено. Такие тонкие образные вещи, как эта сказка, зачастую раскрывают человека больше, чем если бы он перечислял факты своей биографии.
Как появляются эти истории? Их придумывают актеры или режиссеры?
А.А.: Актеры. В ходе тренингов каждый развивает свою тему. Мы только ставим задачу – материал исходит от них самих, поскольку в центре спектакля их восприятие действительности. Это очень увлекательный процесс, ведь ребята выросли в разных странах. Например, когда мы обсуждали их самый первый день в школе, один из актеров стал пластически изображать свое воспоминание. Он показывал, как несет что-то в школу. Когда русский увидит такую пантомиму, что он представит?
Цветы.
А.А.: Конечно. Но оказалось, что это Schultüte, кулек со сладостями для первоклассника. Каждый в силу своей культурной принадлежности наполнен своими образами. И в них можно многое прочитать. Как-то я спрашивал актеров об их детстве. Россияне в основном с улыбкой вспоминали что-то радостное и яркое, чувствовалось, что у них не было дефицита в поддержке. От немецких актеров в ответ я получил не просто тишину. Для одного из них это были невозможные воспоминания, он даже выбежал из зала. Непонимание, очень трудные отношения в школе, конфликты с родителями… Практически ничего положительного немцы вспомнить не смогли.
Почему?
А.А.: Человек с особенностями нуждается в очень теплом душевном контакте, который он прежде всего должен получать от семьи. Немецкая система социальной поддержки позволяет таким людям быть максимально самостоятельными, и это правильно, но потребность в простом человеческом тепле никуда не исчезает. Кроме того, возрастают другие потребности, например, в личной жизни, а реализовать их непросто. Это сложная тема. Наш проект – в том числе лаборатория, где мы видим оборотные стороны социальных процессов.
Астрид Веге: Я рассматриваю это как важную социальную задачу. То, что люди с особенностями в развитии получают в Германии финансовую поддержку, еще не значит, что их роль в обществе определена. Им все равно приходится искать свое место. И театр здесь играет очень серьезную роль, становясь пространством, где люди с особенностями способны себя выразить.
Беседовала Анастасия Бушуева
Досье
BioFiction. Где заканчивается реальная жизнь?
Проект московского Интегрированного театра-студии «Круг II», берлинского театра «THIKWA» и Гёте-института в Москве. Для его реализации в России инициирована краудфандинговая кампания на платформе Planeta.ru – https://planeta.ru/campaigns/30006, которая продлится до 31 мая, цель – собрать 500 тысяч рублей. Спектакль будет показан в ноябре-декабре этого года в Берлине и Москве, а затем в Санкт-Петербурге и Пскове.