Вера, надежда, любовь помогли сохранить себя людям в 90-е. Эти слова помещены внутрь песочных часов
… Аля относилась к поколению, рожденному в шестидесятых годах ХХ века. Как и другим поколениям этого столетия, ему был предопределен свой жребий. Родители появившихся на свет в шестидесятых годах Юрок, Светок, Наташек, Вовок, Ирок, Пашек и Колек благословляли не небеса, а Коммунистическую партию, предначертавшую их чадам счастливое детство.
Сами они все были детьми Великой Отечественной войны, пережившими голод, нищету и потерю близких. Теперь, когда родились их дети, страшная война была позади, страна восстановлена из разрухи, впервые человек полетел в космос, и он тоже наш – советский! Теперь мальчишек, появившихся на свет, называли Юриями в честь первого космонавта. Какая сила! Какая гордость! А к восьмидесятому году будет построен уже коммунизм, и молодая счастливая поросль будет творить в ином обществе, в новой формации.
Аля верила в незыблемость советских идеалов и правоту Коммунистической партии. А во что же верить еще? Если с экрана телевизора и со страниц всех газет твердили только об этом. Даже на покосившемся заборе центрального рынка села, где продавали все – от пуговиц до кур-наседок и парной свинины, висел «Кодекс чести коммуниста». Видимо, это стимулировало торговлю и убеждало посетителей рынка в правильности выбранного пути.
Поколение шестидесятых. Что знало оно о немцах, Германии и Европе? В школе на уроках подробно учили историю Древнего Рима и Греции, а также Французской революции. Из учебников экономической географии знали о странах социалистического лагеря и Совете экономической взаимопомощи, главное здание которого в виде раскрытой книжки, расположенное в Москве, часто показывали по телевидению. Вот и вся вам Европа. С Германией вообще все понятно, это – наш враг, и немцы все – враги. Даже демократическая Германия, отделенная Берлинской стеной от буржуазной, не может быть нашим другом, на том простом основании, что она – наш враг.
Алька вошла в дом и выпалила новость:
– Немцы приехали, мы смотрели, как они вещи выгружают.
– Какие немцы? – недоуменно спросила Таисия, ее мать.
– Настоящие, фашисты, – без тени сомнения продолжала Алька.
– Я тебе дам «фашисты», я тебе дам! – непонятно чего взъелась мать. – Чтобы я больше не слышала этого!
Алька замолчала, насупилась и пошла в свой уголок. Она не поняла настроения матери, обычно сдержанной в словах и эмоциях. Ну и ладно, у нее были свои собственные дела и поважнее всяких немцев.
На следующий день, когда они своей уличной ватагой играли в выбивалы, к ним подошли мальчик и девочка – дети новых соседей. Девочка была примерно Алиного возраста и очень удивила всех толстой косой, в которую у нее были туго сплетены волосы пшеничного цвета. Мальчик был чуть ниже ее ростом, ушастый, с выстриженным чубчиком, с волосами такого же цвета, как у сестры. Они держались за руки.
– Мы тоже хотим с вами играть, – на правах старшей произнесла девочка.
Вся ватага с любопытством рассматривала новеньких. Они, держась за руки, настороженно стояли в сторонке, будто чего-то боялись. Общее молчание длилось недолго. Его нарушил казах Жакен.
– Валите отсюда, – вдруг произнес он, – гады, фашисты! Еще нашими русскими именами называются, – и Жакен поднял с земли камень.
Такого остервенения от казаха Женьки, как звала его уличная пацанва, никто не ожидал. Но Женька метнул камень в девочку и не промахнулся, она заплакала, закрывая лицо рукой. Заревел и ее младший брат. А стоящая напротив них толпа почти хором заорала: «Фашисты! Гады!» В это время показалась новая соседка, мать детей, и позвала их на непонятном языке. Дети, зарыдав, кинулись к ней, а женщина так посмотрела на улюлюкающих местных ребят, что они сразу примолкли. Аля тоже замолчала, почувствовав, как крапивный жар обдает ее всю, от ступней до затылка. Это чувство было новым и ужасным. Это был не просто стыд, это было невыносимое ощущение, выжигающее все внутри от сознания того, что она стала не только свидетелем, но и участником унижения людей. Таких же, как она сама. Из-за этого испепеляющего ее чувства казалось, что она на самом деле сейчас исчезнет, растворится в потоке горячего воздуха, которого ей так сейчас не хватало, чтобы восстановить дыхание.
Они разошлись молча. И каждый ждал дома нагоняя, так как понимал, что новая соседка обязательно нажалуется их родителям. А она не жаловалась. И это ожидание наказания тоже было наказанием. Вечером Аля не выдержала и все рассказала матери, не представляя, что ждет ее в ответ. Таисия долго молчала, словно про себя взвешивала, что должна сказать дочери. Наконец, спокойно и внятно произнесла:
– Они не фашисты и никогда ими не были. Я прошу тебя уважать людей, к какой бы национальности они ни принадлежали.
– А в деда стреляли немцы, – упрямо возразила Аля.
– Это была война. В него стреляли враги. А наши новые соседи – не враги, они сами пострадали от войны. – Как они пострадали, если немцы?
Таисия устало вздохнула, она не решалась что-то сказать. И тогда попросила:
– Дай мне слово, что ты никогда больше не посмеешь обидеть человека только потому, что он – не русский. Ты же дружишь с казахами.
– Так они ведь наши, – удивленно посмотрела на мать Алька.
Таисия улыбнулась: – Вот такими же «нашими» должны стать для тебя Валя и Саша. Ты должна им помочь, вам учиться в одной школе, где тебе уже все известно, а новеньким всегда труднее.
Не услышав в ответ голоса дочери, Таисия более требовательно произнесла: – Алевтина, ты обещаешь?! Неожиданно на Алю накатило то же самое чувство, что и на улице, когда она увидела глаза матери «новеньких», от которого она тут же задохнулась, и ее стало тошнить, она заново пережила состояние унижения, которому они подвергли брата и сестру. Восстановив дыхание, она твердо произнесла:
– Обещаю, мама. Потом они к новым соседям привыкли. И только став старше, Аля поняла, что немцев вокруг нее всегда было много. Просто фамилии их с раннего детства были на слуху, были «своими» и никак не ассоциировались с немцами-врагами.
Тандем писателя и художника
Иллюстрации к книге Натальи Паэгле «Жребий» подготовила художница Наталья Баканова (Вейберт). Их знакомство состоялось 10 лет назад в Ясной Поляне, музее-усадьбе Льва Толстого, где Международный союз немецкой культуры проводил свой творческий семинар. Наталья Баканова тогда выбрала Наталью Паэгле в авторы книги о своем отце – известном художнике-офортисте Льве Вейберте, родившемся в Свердловске (Екатеринбург). И позже Наталья Паэгле назовет это своим счастливым билетом, поскольку в ходе написания книги она проникнется личной трагедией и счастливой творческой жизнью российского немца, первого на Урале офортиста, передавшего в художественных образах собственную судьбу.
Книга «Лев Вейберт: офорт судьбы» вышла в издательстве «МСНК-пресс» в 2012 году. И теперь, когда перед Натальей Паэгле встал вопрос об оформлении новой книги, очень для нее значимой, выбор однозначно пал на Наталью Баканову. «Я так мечтала, чтобы именно Наташа сделала рисунки к „Жребию“. И она, преодолев свои личные на тот момент трудности, создала великолепные графические рисунки, которые прошли сквозным образом через всю книгу. Это тончайшая графика, настолько ювелирная работа, что в типографии сначала не поняли, как можно с таким изяществом работать. Потом рискнули», – рассказывает Наталья Паэгле.
Обложка книги в оформлении Натальи Бакановой
