Город вопросов и ответов

Максим Попов – известный в Калининграде дизайнер, создатель бюро «Пикторика» и сувенирной мастерской «Мануфактура Макса Пройса». Проекты Максима и его команды разнообразны: это и керамические изразцы с кёнигсбергскими хаусмарками, и небанальные путеводители, и словарь ключевых понятий современного Калининграда. «МНГ» поговорила с ним об истоках интереса к истории города и сопутствующих сложностях.

Максим Попов (Фото из личного архива)


Максим, вы создаете сувенирную продукцию с 1998 года. Причем это не ширпотреб, а интересные предметы, которые рассказывают историю Кёнигсберга и помогают осмыслить историю современного Калининграда. Откуда у вас такой интерес к истории? Вы сами коренной житель города?

Да, я коренной житель Калининграда, родился в 1980 году. Получается, я принадлежу к третьему поколению переселенцев – моя бабушка приехала сюда сразу после войны. Если говорить про корни моего интереса к истории, мне кажется, что, когда живешь в Калининграде, перед тобой постепенно раскрываются слои истории города, он сам задает тебе много вопросов, на которые часто нет ответов.

Если ты любознательный человек, ты начинаешь эти ответы искать и постепенно узнаешь всё больше и больше. Так к этому пришел я.

В «архиве» вашего бюро «Пикторика» много классных проектов, в том числе фотографическая реконструкция города, издательские проекты («Книга рецептов восточнопрусской кухни», «Калининградский словарь»). Как горожане реагируют на такие проекты?

Если говорить про книги, то книга рецептов – это простой, очевидный продукт. Даже странно, что такой книги до сих пор не было. Мы сделали уже два тиража, первое издание было в мягкой обложке, второе уже в твердой. Конечно, на нее были только позитивные отзывы. Не то чтобы мы получали шквал «писем в редакцию», хотя и такое было (многие писали и о своем видении рецептов), о позитивной реакции я сужу по стабильности продаж.

Я раньше сам не готовил по этим рецептам, но сейчас некоторые из них стали «домашними».

С «Калининградским словарем» тоже интересная история. Это своего рода исследовательская работа, которая для нас как для создателей, возможно, даже более ценна, чем для потребителей. Потому что пока мы его делали – это длилось три года, – мы заново посмотрели на город. Сначала пытались собирать его с одной стороны, потом с другой, вначале это было более простое издание с картинками, потом стали наростать тексты, тогда стало понятно, что вырисовывается более сложная история. Мы продлили проект на год, и словарь стал тем, чем он является сегодня. В целом «Калининградский словарь» – это исследование культурных кодов Калининграда. Проектируя новые продукты «Мануфактуры», мы использовали словарь в работе. То есть он стал матрицей смыслов и программой для формирования других проектов. Сейчас мы делаем карточную игру, которая частично построена на «Калининградском словаре». То есть, с одной стороны, это книжка с картинками, почти ироничный комикс, а с другой – попытка ответить на серьезные вопросы: где начинается и кончается город, что такое Калининград, каким образом мы взаимодействуем с историей, с современными явлениями, и т.д.

«Калининградский словарь», один из вариантов обложки (Фото Мануфактура Макса Пройсса)


Участвовали ли бывшие жители Восточной Пруссии в создании какого-то сувенира или книги, присылали ли открытки, фотографии?

Единственный, но очень яркий пример – это Михаэль Вик (родился в 1928 году в Кёнигсберге, умер в 2021 году в Штутгарте. – Ред.), автор книги воспоминаний «Закат Кёнигсберга: свидетельство немецкого еврея», которая была издана «Пикторикой» в 2015 году. А в целом нет, не участвовали. Все фотографии, негативы или открытки мы покупали на разных барахолках в Гданьске или Берлине.

Недавно я проходил мимо вашего магазина и видел пожилую супружескую пару, они говорили по-немецки и зашли к вам. Как сейчас с немецкими туристами в Калининграде?

Количество туристов упало, мягко говоря. Если говорить о посещаемости нашего кластера в Амалиенау (исторический район города. – Ред), то по сравнению с этим же периодом прошлого года (новогодние праздники) их стало меньше на 50%. Но, к примеру, у музея-заповедника «Музей Мирового океана» посещаемость, наоборот, выросла, вероятно, вследствие изменения структуры туристического потока.

В прошлом году, конечно, были туристы из Германии, даже весной заходили люди, но магазин, получается, открылся всего год назад, и массового туристического потока из-за границы мы не видели – только тех, кто отчаянно пробирался через санитарные ограничения.



Говоря о современном Калининграде, нельзя не спросить о «борьбе с германизацией» (неприятие немецкой истории города. –Ред.) Сталкивались ли вы с непониманием со стороны горожан или местных властей?

Если внимательно исследовать историю этого вопроса, то становится понятно, что существовавший конфликт был создан искусственно. Ничего реального за ним не стоит. За этим явлением не было ничего, кроме медийной активности отдельных людей и их желания заработать политические или какие-то другие очки.

Мы делали проект «Фотоархео­логия Кнайпхофа» на острове Канта, он долгие годы работает, и никому не приходило в голову поджечь фотографии Кёнигсберга, потому что они оскорбляют кого-то. Не было никакого непонимания со стороны горожан. Конечно, в медиа что-то происходило, одни люди писали статьи, другие выступали на телевидении и т.д., но нужно разделять реальную жизнь и то, что происходит в СМИ.

Туристы едут за готикой, за руинами орденских замков и кирх. Они едут за европейской историей, а сама модель конфликта как бы подразумевала: «Давайте еще раз напряжемся и уничтожим», чтобы уже вообще ничего не было, чтобы невозможно было даже подойти к стене из красного кирпича, потому что она не бревенчатая. В ситуации, когда не только бизнес, но и государственные ведомства не могут адекватно жить в этой атмосфере, естественно, что это все закончилось.

Пряничные доски, с таких в XIX веке «отливали» кёнигсбергские пряники (Фото Мануфактура Макса Пройсса)


В этом году руин в Калининграде стало меньше. Раскопанные ранее руины Королевского замка были законсервированы.

Для этого придумали специальный термин – «повторное погружение в грунт». В действительности то, что их закопали, – технологически правильное решение, потому что они долгие годы стояли под дождем, и все своды, которые выкопали и которые изначально были целыми, обвалились, кирпич рассыпался. То есть ущерб от того, что они находились не в законсервированном виде, очень серьезен. Их засыпали до лучших времен, потому что просто не смогли создать приемлемый проект консервации. Закопали – и слава богу. Когда появятся архитекторы, которые будут готовы решить задачу на соответствующем уровне, их откопают обратно.

Но, говоря про руины, я имел в виду те, которые стоят в области. Конечно, за последние годы очень многое привели в порядок. В 2020 году появилось движение «Хранителей руин». Они начинали проекты с небольшой аудиторией, а потом выросли. Они всё правильно и хорошо делали и делают. В последнее время у них сотни человек на каждом выезде, и они действительно стали приводить руины в порядок – забытые богом и людьми места стали привлекательными и ухоженными. Руины воспринимаются уже не как следы деградации, а как нечто эстетическое, обломки истории – они такие, какие есть. И мы с ними работаем, приводим в порядок, и получаются уже такие «руины в английском саду». Плюс к этому многие замки в области получили наконец-то владельцев, тут тоже действительно многое делается.

Ваш магазин находится на границе двух исторических районов, Хуфена и Амалиенау. Сейчас здесь многие здания реставрируются. Не кажется ли вам, что при реставрации зданий город лишается исторического духа и очень многое становится «новоделом»?

Ну, ход времени и деятельность людей не остановить. Я к этому спокойно отношусь. Отреставрированные дома уже через пять лет покроются атмосферными осадками, окислами от машин. По­­явится новая патина. Не нужно париться, что дома слишком новые, это очень ненадолго.

Беседовал Яков Шепель

 
Подписаться на Московскую немецкую газету

    e-mail (обязательно)