За фашиста побил бы!

Жили тогда молодожены Лерх в спецпоселении, расположенном в Куйбышевском районе. По одну сторону реки Аба находился лагерь для военнопленных немцев, по другую – немцев, депортированных из Поволжья. Эмма (в девичестве Бинеманн) в возрасте 17 лет была направлена на работы в Сталинск из деревени Аткуль Убинского района Новосибирской области – места, куда депортировали семью Бинеманн из Маркса в сентябре 1941 года.

Семью выслали в Сибирь одной из последних, так как у отца Эммы Давида была бронь. Он работал модельщиком в литейном цехе машиностроительного завода и считался отличным мастером. На глазах пятнадцатилетней девочки разворачивались трагические события, охватившие жителей небольшого города Маркс. Каждый день от берега реки Волги уходила в неизвестность наполненная людьми баржа. По улицам, отчаянно мыча, бродили брошенные коровы. Животные прибивались к воротам тех домов, где еще оставались люди…

«Мы выходили и доили их просто на землю, – вспоминала Эмма Давидовна, – молоко девать некуда было, а не подоишь – скотина погибнет».

Наступил черед депортации и для семьи Бинеманн. В разрешенный к вывозу скарб (50 кг на человека), глава семьи в первую очередь включил инструменты мастера-модельщика. Все, что превышало обозначенный вес, сотрудники НКВД велели складывать в кучу. Весь берег был заставлен вещами. Пожитки, не прошедшие весовой контроль, Давид скинул прямо в Волгу. «Это – мое, что хочу, то и делаю», – заявил он.

По рассказам матери Виктора, ее отец был крепким хозяином, умел добиться своего там, где другие пасовали, и, в отличие от многих соседей, хорошо владел русским языком. По прибытии в деревню Аткуль ему удалось выбить для своей семьи новый недостроенный дом. Были лишь стены и фундамент.

Глава семьи быстро смекнул, что в привезенной обувке семья в Сибири не выживет, и первый в деревне освоил ремесло катания валенок, благо овечьей шерсти было предостаточно. При поддержке председателя колхоза он даже открыл пимокатный цех и наладил производство валенок для фронта. За это председатель был награжден орденом Герой Социалистического Труда. Про таких, как Давид, в народе всегда говорили: в рубашке родился. Написали на него как-то донос в НКВД, якобы в доме пушку держит, он и тут вывернулся. Выпытал у особиста, что за доброжелатель письмецо принес, рассмеялся и повел в дом оружие показывать. Им оказался диковинный для тех лет механизм с механическими трубками – сепаратор, который показался заглянувшей соседке пушкой.

Беда пощадила семью Бинеманнов, но разгулялась в доме Лерхов. Родители Генриха Карл и София проживали в деревне Лилиенфельд Мариентальского района и занимались выращиванием лошадей для царской армии. Работали много и жили богато. В 1932 году у них было конфисковано все хозяйство. Старшее поколение семьи Лерх этого события не пережило. По словам родных, отец Генриха часто заходил в пустую конюшню, падал на пол и плакал. Однажды его нашли там мертвым. Видно, сердце не выдержало. А мать Генриха весной 1933 года умерла от голода.

Генрих Лерх выжил, окончил школу механизаторов, стал передовиком производства. Как-то утром, сидя за рулем комбайна, увидел, что к нему приближается автомобиль. Сначала думал, что начальство едет поздравлять с очередной трудовой победой, а его скрутили и – в машину. Шел 1938 год. После нескольких дней тюремного заключения Генриху выдали документ, в котором значилось, что он осужден по 58 статье как враг народа на пять лет без права переписки. Сидел Лерх в лагере уральского города Ивдель, работал на строительстве Пермской дороги. Раз в день давали чашку мутной жижи с нечищенными конскими кишками. В бараках держали голыми. У изможденных, истощенных людей плечи становились уже голов… Генрих выжил за счет крепкого здоровья. Летом 1940 года его отпустили домой так же неожиданно, как и забрали. А осенью вызвали повесткой.

– Досиживать надо, парень, – объяснили в НКВД.

По окончании срока в 1943 году его привезли в Сталинск и определили на работу в шахту им. Орджоникидзе, где он и встретился с будущей женой Эммой. Девчонка на шахте грузила уголь в вагонетки. Поженившись, Лерхи до конца сороковых годов проживали в бараке спецпоселения. В военные годы оно было обнесено колючей проволокой, а на работу и обратно жителей водили под конвоем. С 1947-го по 1951 год в семье родилось трое сыновей: Виктор, Андрей, Николай.

«Помню, мать возьмет нас за ручки, и ведет в «дом свиданий», – рассказывает Виктор Лерх. – Так родители называли комендатуру, куда ходили отмечаться один раз в месяц. Расположена она была неподалеку от зоны.

Может, это прозвучит странно, но, находясь под надзором комендатуры, депортированные немцы были в более привилегированном положении, чем местное население. В голодное послевоенное время им выдавали продукты.

Школьные годы Виктор Лерх вспоминает неохотно. Отправившись в первый класс, он не знал русского языка. В семье говорили только по-немецки.

«Ой, господи, как меня лупили одноклассники, – вспоминает он. – Особенно измывался один, у которого дед погиб на фронте, и он мне, «фашисту» мстил. Я был щупленький, а он покрупнее»…

Сегодня Виктору Лерху 64 года. В молодости, он, как и дед Давыд, работал модельщиком, потом мастером, начальником участка на разрезе «Байдаевский». Имеет несколько образований, в том числе высшее – закончил филиал Кемеровского института, факультет «Патентоведения и изобретательства». На протяжении многих лет возглавлял региональную общественную организацию российских немцев «Возрождение». Ныне Виктор Генрихович – священник в Новоапостольской церкви Новокузнецка.

«С верой не рождаются, к ней приходят», – любит говорить он. На провокационный вопрос: «Вера учит любить и прощать, смог ли наш рассказчик простить школьного обидчика?» Виктор Лерх рассмеялся и, то ли в шутку, то ли всерьез, ответил: «Нет, за фашиста, если б встретил, побил».