Объяснение в любви

Недавно перебирая личный театральный архив, я наткнулась на несколько газетных вырезок, вновь всколыхнувших дремлющие воспоминания. В ежедневной немецкой газете Freundschaft от 25 декабря 1990 года была целая подборка материалов, приуроченная к 10-летию Немецкого театра. На первой полосе – большой портрет Катарины Шмеер.

С пожелтевшей газетной страницы на меня скептически смотрит красивая женщина: „Ну что, разве я была неправа: что может быть прекраснее театра?» Должна признаться, Катарина, в этом своем утверждении ты была совершенно права! Не только потому, что нет ничего прекраснее,а потому, что все мы, будучи и актерами, и режиссерами, вынуждены играть на подмостках то одну, то другую роль. И даже если нас не всегда они удовлетворяют, мы все равно их выразительно исполняем, и всерьез верим в уникальную и неповторимую действительность драматического действа, которое собственноручно пишем, режиссируем и играем. В истинность действа, в центре которого мы как исполнители главной роли играем самих себя так достоверно, как только можем…

Многообразие твоих ролей напоминает палитру с разными пестрыми красками, смешанными для нанесения на холст. Вот и подходящие кисти тоже лежат рядом. Но только ты одна знаешь, что на самом деле появится на холсте …

Когда там, в Казахстане, ты стояла на сцене в костюме величественной герцогини Мальборо, было ли это твое собственное прочтение Эжена Скриба, или вы с Эрихом Шмидтом, ставившим на сцене «Стакан воды», на самом деле верили, что невозможно вызвать бурю в стакане воды, причем в жизни мы так часто провоцируем ненужные бури в этом небольшом сосуде?

Ты помнишь слова Брехта: «Человек, совершающий усилия на сцене и старающийся, заставляет сопереживать всех людей в партере»? В пьесе Брехта «Что тот солдат, что этот» ты была женщиной, которая вводила в напряжение людей в партере… Красивая женщина с циничной, соблазнительной улыбкой. Часто во время спектакля я наблюдала за людьми, сидящими в партере, и замечала, как они, не отрываясь, напряженно ловили твой взгляд на сцене… Интересно, а сколько от самой Катарины Шмеер было в этой загадочной брехтовской торговке, которая так по-королевски забавлялась, восседая на барном табурете в сценической декорации?

Но на сцене ты была не только молодой и прекрасной. Глаза старухи в рассказах Шукшина совсем не были молодыми, это были глаза многострадального человека, который прожил тяжелую жизнь и в свои последние дни хочет хоть немного покоя, но не может позволить себе даже этой малости. Как тебе удавалось так пронзительно показать трагедию человеческого сердца – телом, голосом?

Театральные спектакли тех времен фиксировали многие моменты твоей игры. Прожив и испробовав тяжелую палитру своих сценических героинь, ты начала сама ставить спектакли. Это был новый мир, который привлекал тебя и захватил со всей силой и мощью. Тебя навсегда заворожило волшебство сценического воплощения драматического произведения, ты отказалась от собственных выступлений на сцене и вдруг захотела быть только режиссером, посвящать актеров в свои идеи. Инициатива воспринималась скорее критически, чем с похвалой. «Волшебный день» – пример, который потребовал от тебя всех твоих творческих сил. После репетиций и раздумий ночи напролет спектакль был поставлен и, в итоге, успокоились даже самые придирчивые критики: появилась пьеса для молодежи, плутавшей, словно лунатики, в больном мире наркотиков, алкоголя и неведения. Да, это был необычный материал, это была жесткая пьеса из жестокой действительности. Но сколько после спектакля было обсуждений, в которых можно было понять, что на самом деле интересовало молодых людей в постсоветское время?! По вопросам, которые всколыхнула пьеса, подростки высказывались настолько откровенно и без обиняков, что желание критиковать пропало даже у самых больших скептиков…

В Алма-Ате ты была очень востребованным молодым режиссером. И по праву.

Еще один твой спектакль – «Концерт по заявкам» Франца Ксавера Кретца – был очень высоко оценен театральным миром Казахстана и удостоен денежной премии. Да и звание «Заслуженная артистка Казахстана» было только твоей собственной заслугой.

Когда твои актеры и коллеги уезжали в Германию, ты тоже решилась. Но ты постоянно возвращалась, поскольку еще не была готова принять свой новый мир (или ты еще не интересовала этот мир?). Ты была в Калининграде и успешно помогала Виктору Претцеру в его проекте «Театр и исследовательская работа». Для тебя это был шанс представить миру, что ты можешь. В это время и Казахстан не отпускал тебя: твои мечты раз за разом реализовывались в Немецком театре в Алма-Ате и восхищали публику. Менялись актеры, но сущность театра оставалась неизменной, и это было единственное, что имело для тебе значение.

Свою режиссерскую работу ты продолжаешь и в Германии: Соло-комедия«Матильда» Витье и Катарины Шмеер в Гамбурге уже заставила многих зрителей в партере хохотать до слез.

… Я смотрю в глаза молодой женщины на странице газеты „Freundschaft“ и думаю: Это же Катарина! Она совершенно не изменилась! Загадочно молчаливая и скромная. И ни слова о собственном успехе, никакой саморекламы. Даже через хваленый Интернет ничего нельзя узнать о ней, об этой женщине с пытливым взглядом.

Автор лирического портрета была заведующей литературной частью Немецкого театра в Казахстане в 1980–1992 годах. Сегодня проживает в Мюнстере.

Из истории русско-немецкого театра

У русского театра и немецкого театра в России общие истоки: в середине XVII века пастору немецкой слободы Иоганну Готфриду Грегори было поручено заняться набором актерской труппы и подготовкой репертуара. Что он и сделал, написав специально для первой постановки пьесу на немецком языке, переведенную, однако, на русский. В начале XX столетия огромную роль в театральной жизни страны играл российский немец Всеволод Мейерхольд, на которого драматурги всего мира ссылаются до сих пор. У немцев-колонистов своего театрального заведения не было. Пасторы и учителя нередко выступали режиссерами любительских постановок и инсценировали по праздникам вместе с прихожанами и учениками небольшие пьесы. Помимо Рождественского вертепа, популярностью пользовалась и история киргиза Михеля («Kirgisenmichel»), парня, угнанного в рабство из его деревни Мариенталь и вернувшегося на родину много лет спустя. В Республике немцев Поволжья нашлось место и национальному театру. Открытый в 1931 году Немецкий государственный театр в Энгельсе мог вместить сразу до 800 зрителей. Немецкие театры появились и на Украине – в Одессе и Днепропетровске. В репертуарах этих театров были пьесы немецких классиков, а также пьесы на диалектах российских немцев, например, пьеса Андреаса Закса «Наш очаг» (Der eigene Herd) в энгельсском Немецком театре.

На фото: сцена из спектакля Немецкого государственного театра в Энгельсе «Наш очаг» по пьесе Андреаса Закса

Tolles Diktat 2024
 
Подписаться на Московскую немецкую газету

    e-mail (обязательно)

    Добавить комментарий

    Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *