Г-н Бельке, что, на ваш взгляд, скрывается за словами российского премьера?
Он потребовал от граждан больше гибкости и мобильности, потому что в долгосрочной перспективе государство не сможет финансировать моногорода, построенные в 1930-е годы вокруг градообразующих предприятий. С экономической точки зрения они не продуктивны.
Здесь у России и Германии схожие проблемы: обеим странам необходимо пересмотреть концепции жилого пространства.
Какое будущее у этих городов?
Впервые за всю историю человечества мы сталкиваемся с ситуацией, когда нам нужно не строить города, а сокращать их в объеме.
Если города начинают сокращаться, что это означает в долгосрочной перспективе?
Это означает, что мы вымираем вместе. Просто в российских городах этот процесс выглядит иначе, чем в немецких. В России моногорода вымирают из-за оттока населения, в Германии же их население стареет.
Есть ли какая-либо возможность подтолкнуть моногорода к новому витку развития?
Да, такой опыт имеется, причем в России – город Тюмень. С точки зрения классической экономики, он привязан к природным ресурсам. Сегодня этот регион считается инновационным, там возникла совсем новая инфраструктура, а вместе с ней совершенно иное поведение в сфере услуг и сервиса, появилась ремесленная культура. Экономика самого города стала более диверсифицированной.
Это в богатых нефтью регионах. А что с регионами, где ее нет – например, в Ульяновской области или Волгограде?
В этом и суть: централизованная поддержка бедных регионов не приводит к диверсификации инфраструктуры на местах. Необходима инициатива на местах. Приведу пример из немецкого опыта: Берлин тоже очень бедный город, и все равно там все хотят заниматься старт-апами и основывать компании. Вероятно, в Волгограде нет такого настроения, потому что нет перспективы
в городской динамике – люди не желают что-то создавать, а потом успешно внедрить это в других регионах (скажем, в Москве) и развивать бизнес.
Старт-ап – это всегда инновация. Российские коммерсанты пока не предлагают собственные идеи, а лишь копируют западные.
Это нормально. Чтобы разнообразить город, это даже необходимо. Опять приведу в качестве примера Берлин. Когда-то там люди тоже копировали. И вдруг во всем мире люди почувствовали в Берлине особую, творческую атмосферу. Сегодня это один из самых модных городов мира, где море дизайнеров одежды и других представителей «креативного класса».
Получается, молодые люди в России не инновационны, потому что не видят перспективы. Как им помочь?
Нужно сделать очень простую вещь – дать им уверенность, что если они попробуют себя в каком-то деле и достигнут успеха, этот успех у них не отнимут. И все. Нужны лишь рамки закона, защищающие от бюрократии и олигархии. Люди своими силами восстановили полуразвалившиеся дома в Восточном Берлине и основали в них свои маленькие предприятия, либо въехали в новые дома по льготной арендной ставке.
И в этом контексте важен вопрос, на который каждый российский регион должен ответить сам: сколько свободы можно дать молодым людям, чтобы они поверили в себя и сотворили что-то новое? Главное начать – потом появится эффект притягивания, когда люди сами начнут приезжать и делать. В Германии ведь тоже хватает коррупции, но мы пока справляемся с ней на уровне законодательства.
Мы переключились на молодых. А что же станет со стареющим населением в моногородах?
Что станет с неработоспособным населением, например, пенсионерами?
Им необходима поддержка семьи. В России семейные связи очень прочны. Кроме того, это, конечно, вызов для профсоюзов и социальных организаций. Понимаю, что эта тема действительно очень неблагодарная политически, но смысла замалчивать ее нет. Чем раньше мы начнем дискуссию, тем больше у нас шансов на успех.
Есть ли примеры успешной реструктуризации регионов в Германии?
Да, это Рурская область на западе страны, агломерация с классической горной, угольной и металлургической промышленностью с населением порядка 5 миллионов человек. Государство строило там университеты и институты, создавало сферу услуг. Многие города просто распались. Прошли десятилетия, прежде чем регион удалось перевести на новые рельсы. Все это время государство поддерживало старую промышленность и создавало новую.
В России есть регионы с подобным потенциалом?
Во многих уголках России, где инфраструктура настроена на крупную промышленность, достичь подобной гибкости будет очень сложно, и это развитие будет сопряжено с волнениями. Люди сначала будут стремиться в успешные регионы, как Москва. И им нужно будет дать шанс уехать. Но им также нужно дать шанс вернуться или сменить место жительства. Но это вопрос уже к министерствам, муниципалитетам и областным правительствам.
Предположим, российское общество стало мобильным, по всей стране расцвели новые компактные города. Как построить конкурентоспособную промышленность и создавать востребованные продукты?
Путь довольно простой. Во-первых, нужно создавать хорошую инфраструктуру, которая поможет людям наладить тесные связи по всему миру, влиться в глобальные процессы. Во-вторых, нужно сделать ставку на будущее.
Ставку на будущее?
Именно. В городах необходимо создать атмосферу, при которой горожане будут готовы рисковать собственными вкладами ради своего будущего. Именно так произошло с немецким малым и средним бизнесом.
Еще 20 лет назад у нас никто не знал, станем ли мы по-настоящему инновационными. А сегодня все только об этом и говорят. Налаживание тесных связей между университетами, предприятиями и городом сильно помогает определить точку опоры и дальнейшую цель развития.
Хорошо, что это получилось. А есть ли в Германии примеры неудачные?
Да, есть – Штутгарт 21 (проект перестройки тупикового вокзала Штутгарта в подземный сквозной вокзал с целью превращения города в ведущий транспортный узел – прим. ред.). Затраты на этот проект превысили все сметы, а конца все не видно. Тем не менее, в Германии отлажен диалог на общественном уровне. Это то, что многих удручает, но это одновременно и наша сильная сторона.
Мы вечно затеваем дискуссию со всеми сторонами, поэтому у нас очень долгие, демократические процессы взвешивания решений, но благодаря именно этому взвешиванию мы избегаем фатальных ошибок.
Решения, которые принимаются в ходе такого процесса намного продуманнее, чем, например, указы одного политика возвести посреди пустыни город, как в случае с бразильской столицей Бразилиа, к примеру.
Или с Набережными Челнами.
Точно. Эти города просто взяли и построили, не задумываясь об их будущем. В таких городах нет многообразия. Старые городские и общественные структуры постепенно разрушаются, а новые не возникают. Это города без исторического опыта и, получается, без будущего.
Многие моногорода расположены в приграничной зоне, их стратегическая задача – освоение малонаселенных районов страны. Сможет ли Россия обеспечить безопасность государственных границ, если эти города исчезнут?
Эти города возникали как пограничные форпосты. Их основатели действовали исходя из ментальности казаков, которые кочевали и защищали территорию от всех, кто на нее претендовал. Но проблема заключается в том, что когда на нее не претендовал никто, ее защитники становились ленивыми, зажиточными крестьянами. Сегодня у России почти нет врагов и не осталось тех, кто может прийти и напасть.
Да, но российские политики по-прежнему рассуждают, исходя из этой логики.
В этом и проблема. В XXI веке эти форпосты стали ненужными, потому что появились спутники слежения и беспилотные самолеты, которые могут обеспечивать сохранность границ круглосуточно. Культура заселения с целью самозащиты уже не актуальна, а благодаря техническому и общественному прогрессу подобные города стали нецелесообразными. Вопрос, которым нужно заниматься российским политикам сегодня – как сделать страну с богатыми природными ресурсами привлекательной в будущем? Где находятся те цепочки видов деятельности, которые смогут сгенерировать добавленную стоимость в регионах? Если не найти ответы на эти вопросы, диверсификации не будет.
Вопросы задавал Алексей Кнельц
