Михаил Горбачев на конференции в Москве / Горбачев-Фонд
Михаил Горбачев: «Процесс был сложный. Очень трудно было решиться на перестройку, но мы решились. И то, что происходило в Советском Союзе, определило перемены в Европе.
Когда в 1985 году руководители соцстран приехали в Москву прощаться с Черненко, я им сказал: «Сейчас вы в своих странах будете отвечать за все принимаемые решения, мы командовать вами не будем». Они послушали и, наверное, подумали: «Знаем мы вашего брата из Политбюро, вы мастера говорить, а делать будете иначе». Но мы не вмешались ни во что…
Настал 1989 год. Уже прошло четыре года с начала перестройки. Происходили изменения в странах Восточной Европы. Все менялось, а немцев как за Стену посадили, так они и сидят – и ждут, когда за них решат. Ведь Стену немцы построили при нашем одобрении.
Трудно сказать, можно ли было еще откладывать. Мне кажется, это уже унижало немецкую нацию, великий народ. Народ разделенный, прошедший сложную историю после войны: немцам надо было выйти из ситуации, в которую их завел фашизм…
Я впервые увидел немцев еще до войны, когда мне было 6 или 7 лет. Мы с дедом поехали в соседнее село, на границе Ставропольского края и Ростовской области, чтобы купить пряники. Накупили целую корзину пряников – с лошадками, зайчиками. Оказалось, что их делали в немецкой колонии. Так я узнал, что на свете есть немцы. А главное, что это хорошие люди, которые делают пряники. Потом я прошел большую историю отношений с немцами…
В июне 1989 года во время моего визита в Германию мы с Гельмутом Колем давали пресс-конференцию. Нас спросили, обсуждали ли мы немецкий вопрос. Я ответил: «Конечно, обсуждали. Были обстоятельства, при которых этот вопрос появился, нужны обстоятельства, при которых он будет решен». И мы оба заявили тогда, что это дело XXI века.
Но процесс начался значительно раньше – немцы вышли на улицу и не уходили. Шли стотысячные демонстрации, главный лозунг которых был: «Мы один народ». Правда, когда я позже приехал в Германию, то услышал: «Мы, немцы, говорим на одном языке, но мы два разных народа». За сорок лет все изменилось.
Мне пришлось участвовать в 40-летии ГДР в октябре 1989 года. Мы долго обсуждали в Политбюро, ехать мне или не ехать. Часть Политбюро считала, что не надо ехать. Но я все-таки поехал. Меня потрясло факельное шествие: делегации 28 районов шли вечером с зажженными факелами. В основном это были люди молодые и среднего возраста – от них исходила такая энергия! Один из лозунгов, которые они несли: «Горбачев, оставайся у нас хоть на месяц».
Мечислав Раковский из Польши подошел ко мне: «Вы по-немецки понимаете?». – «На этом уровне понимаю». – «Но это же конец!». Я говорю: «Думаю, ты прав». Хонеккер приплясывал, подпевал песни. У меня было ощущение, что он в трансе.
Я понял, что немецкое общество находится в состоянии кипения, и решил не усугублять ситуацию, рассказывал о наших успехах и произнес фразу: «Одни у нас шли в ногу со временем, другие отстали. А того, кто отстает, история наказывает». Немцы ее немного переделали и запомнили как: «Того, кто опаздывает, наказывает жизнь».
Маргарет Тетчер решительно была против воссоединения. Миттеран сказал: «Не знаю, что ты можешь сделать». Мы, в Политбюро, до конца вели линию, чтобы Германия не входила в НАТО. Но, с другой стороны, что это за суверенитет, если немцы не могут решить, где им быть? Буш говорил: «Германию надо контролировать». Я тогда ему на это ответил: «Я думаю, вы боитесь новой Германии»…
В 1987 году Рейган, выступая перед Берлинской стеной в Западном Берлине, призвал: «Господин Горбачев, уберите эту стену!» Много позже мы с его сыном проводили несколько лекций и отвечали на вопросы американцев. Меня спросили: «Стену снесли, потому что на вас подействовали слова Рейгана?». Я ответил: «Знаете, как мы в советском руководстве оценивали эти высказывания Рейгана? У президента Рейгана была прошлая профессия – артист. Вот он и разыграл сцену у стены».
Хельсинские соглашения, разоружение, подписание крупных договоров, процессы в Европе, внутри страны – все это должно было привести к решению немецкого вопроса. Мне кажется, независимо от того, как мы вели бы себя в Советском Союзе, немцы пошли бы на объединение. Я не только не жалею, что оно произошло. Я могу гордиться тем, что мы смогли это сделать».
Записала Юлия Ларина
