Большинство «поселян» немецкого почти не знают, только чуть-чуть говорят по-французски, которому научились на многочисленных перевалочных пунктах. «Здесь хорошая жизнь. Наши мужчины работают на стройках, а в Румынии нам нечего было есть», – говорит пятидесятилетний глава семейства. К нему подбегают дети, смотрят настороженными, широко раскрытыми глазами, начинают лопотать на ломаном немецком. Но неожиданно замолкают. Один из патриархов подал знак.
Румыны счастливы, что смогли поменять бедность своей родины на относительное богатство Берлина, ускользнуть от суровой действительности и начать новую жизнь. Но конфликтов не избежать. «С тех пор, как они здесь, у нас появились крысы и мусор, детская площадка всегда забита. А наших детей они обзывают и бьют», – рассказывает группа слегка подвыпивших, безработных немцев, которые наблюдают за копошением пестрой румынской деревни. Мирна и Али, родители которых приехали в Берлин из Ливана, тоже видят в поселке проблему: «Их становится все больше. Дай Бог, чтобы они смогли интегрироваться, так, как это сделали мы».
Политиков стихийно возникший румынский квартал не раздражает. Напротив. «У нас много семей, которые решили остаться жить в Германии, в нашей школе уже 60 новых заявок. Это позитивная тенденция», – считает Арнольд Менгелькох, уполномоченный по проблемам интеграции иностранцев в берлинском районе Нойкельн. Хайнц Бушковски, член партии СДПГ, мэр района, жалеет румын, хоть и относится к сложившейся ситуации критично: «Водопроводные станции уже хотят отключить воду, потому что мы не заплатили по их счетам сумму в размере 17 000 евро. Кроме того, румын обложили непомерными квартплатами. Нужно же следить за тем, чтобы они могли тоже достойно жить».
Пройдя несколько километров, и попав в недавно отреставрированный район Пренцлауер Берг, мы увидим еще одну румынку. Изгнанная румынским сообществом, она живет одна.
Сендре из Бухареста сорок лет. День и ночь проводит она на лестнице под крышей, рядом с театром «Пратер». Перед ней разложена картонка, в которую прохожие кидают монеты. Сендра этого уже почти не замечает, поскольку большую часть времени проводит, укутавшись в груду старых одеял.
«Людям следует быть немного серьезнее, они все время кричат на меня. Ночью очень холодно, и меня обижают. Уже два месяца я живу на лестнице, уже целый год – в Германии. До этого я жила во Франции», – рассказывает она.
В лучах полуденного солнца Сендру сильно знобит. Она заходится туберкулезным кашлем, отплевывается водой. Ее зубы разъедены кариесом, а мозг – водкой, которую она маленькими глотками потягивает из фляжки. Она расцарапала себе руки, усыпанные красными гнойниками.
«Я живу на то, что мне дают люди, иногда это три, иногда десять евро в день. Скоро меня заберут отсюда друзья, они приедут на машине и увезут меня с собой в Бухарест», – уверенно говорит румынка. Существуют ли эти призрачные друзья на самом деле?
Почему Сендра не идет в приют для бездомных? «Я хочу покоя, хочу побыть одна». Заморить червячка, съесть чего-нибудь горяченького ей не хочется, но от бутылки водки она бы не отказалась. Когда Сендра в ярости начинает «материть» проходящих туристов по-французски, то кажется, что ее мысли и душа уже перенеслись в далекий, затуманенный алкоголем мир.
Время от времени прохожие останавливаются, бросают Сендре несколько центов или кладут на ее картонку фрукты. А Сендра в это время продолжает ждать друзей, которые, наверное, уже никогда за ней не придут.
Автор является студентом Академии Акселя Шпрингера в Берлине.
На фото: Многоэтажный дом на Харцер Штрассе
Сендра из Бухареста.
