Кресты и вагонетки

Нина Лебедева об отце Андрее Фоте

Слово «Воркута» я слышала уже в детстве. Мама говорила, что у папы больные ноги, «потому что у них в Воркуте на всю бригаду была одна пара сапог». Мы, дети, знали, что «все немцы были в трудармии». Но взрослые с нами подробностями не делились. Уже позже, в студенческие годы, я узнала, что папа не только в Воркуте был, но и в 1942–1943 годах железную дорогу Ульяновск – Свияжск строил. Я тогда училась в железнодорожном институте, приехала после практики домой на каникулы и стала увлеченно рассказывать, как сейчас строят железную дорогу. А папа – он всю жизнь, с 1939 года, на Алтае учителем работал – с интересом меня расспрашивает. «Надо же, – говорит,  – а мы бревна на себе таскали, шпалы сами укладывали…» Вот это для меня было открытием! И тогда я попросила его записать воспоминания…

Поездка в Воркуту была моей давней мечтой. До пандемии я уже маршрут продумывала, но это было не то. В начале года из соцсетей узнала об экспедиции «Воркута-2022», которую организовывали Немецкое молодежное объединение и Музей истории ГУЛАГа. К участию приглашались потомки трудмобилизованных в Воркуту. Были сомнения, попаду ли я в списки участников, ведь это молодежное мероприятие, а мне 61 год. Но я подумала: а что я теряю? Я была уверена, что это моя история. Меня пригласили.

С февраля мы готовились к экспедиции. Вебинары проводили Мария Лоцманова и Константин Андреев, сотрудники Музея истории ГУЛАГа. У меня была возможность задать им те вопросы, которые меня волновали. Благодаря лекциям удалось систематизировать знания.

В Воркуте я хотела пройти тропами отца. А еще надеялась больше узнать об истории, которая связана с именем друга моего отца – Ивана Банека. «Он был одним из тех, кто советовал, как поступить, когда порой покидали силы или наступало отчаяние, во всем поддерживал меня и морально, и физически», – писал о нем отец. Он много рассказывал мне о нем. Через год после окончания войны Банек у всех на виду бросился под поезд – не смог принять то, что их оставляли здесь навсегда. Этот Банек не давал мне покоя. Мне трудно было смириться с тем, что об этом хорошем человеке некому вспомнить, родных у него не было. Даже в Книгах Памяти его имени нет. Мария Лоцманова посоветовала мне написать запрос в архив МВД Республики Коми. И представляете: мне пришел ответ! Его документы как раз рассекретили спустя 75 лет после смерти, и теперь их можно запросить без подтверждения родства. На основании архивной справки его имя внесли в «Открытый список».

Я много раз представляла себе, как отца с другими трудармейцами привозят в 1943 году в Воркуту, как приезжает поезд на станцию. Он писал, что туда они прибыли 13 июня, «только начало таять, еще сугробы лежали». Как их строем ведут в барак…

Мы приехали в Воркуту 4 июля. И уже там я узнала, что трудармейцев не привозили на станцию  – ее тогда на самом деле еще не было. Были подъездные пути прямо к шахтам. Отец работал на угольной шахте №4. Он был не очень здоров и мог остаться наверху, но пошел работать в забой. Обмороженная на строительстве железной дороги лютой зимой 1942–1943 года нога так толком и не зажила. Думал, в шахте «потеплее».

Сейчас ничего уже не напоминает о том, что когда-то здесь был поселок. Только мемориал на том месте, где когда-то располагалась лагерная комендатура. А вокруг все поросло травой…

Евгения Скоп о прадедушке Соломоне Рооте, прабабушке Амалии и дедушке Адольфе

Мой прадедушка Соломон Роот родился в 1904 году в Сусаннентале на Волге, но в 1905-м родители вернулись в Баку, где уже раньше жили несколько лет. В 1929-м прадед женился на моей прабабушке Амалии Фридриховне, урожденной Прахт. У них было трое детей. Третий, Адольф, мой дед, родился в 1940 году. После того как вышел Указ «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья», Соломон перевез свою семью в Чкаловскую область, в город Орск, где жили мать Амалии с сестрой. Сегодня это Оренбургская область. Решил, что там будет безопаснее. Едва устроился на завод, как его все-таки переселили – вглубь Чкаловской области, сначала на прииск Андерляр, потом с другими немцами в колхоз «Красный уралец». И оттуда в феврале 1942 года он был мобилизован в трудармию.

Сначала прадед строил железную дорогу Ульяновск – Свияжск в Волжлаге НКВД. В 1943 году был направлен в Воркутлаг. Он работал на шахте №4 взрывником, затем десятником в карьере. В 1945 году ему разрешили вызвать к себе семью. Она жила в колхозе в Чкаловской области. Не привыкшим к крестьянскому труду людям было очень тяжело. В Воркуте семья проживала по адресу: поселок шахты №4, д. 52, кв. 3.

После войны Соломон писал письма Сталину, в Верховный Совет СССР, Ворошилову, Маленкову, главному редактору газеты «Правда» с просьбой отправить его в Новосибирск, к матери. Они все сохранились в его личном деле. В 1949-м он перешел работать слесарем на точильную фабрику в Усть-Войю. Обещали золотые горы, но обманули – отказали и в подъемных, и в надбавках. Условия жизни были тяжелыми. В 1950-м он все-таки переехал в Новосибирск.

Мой дедушка провел в Воркуте несколько лет. Одна сестра умерла еще во время депортации, вторая – в 1946-м. Адольф целыми днями был в бараке без родителей, его задачей было следить за поддержанием тепла в бараке. Он не любил вспоминать эти годы. Хулиганом рос, много дрался. Всегда был за справедливость. Часто его дразнили из-за имени. Переживал страшно. Но он любил этот край, с теплотой говорил о нем. Дед стал геологом и ездил туда в экспедицию. В 1990-х он уехал с семьей в Германию. Всё ждал, что я приеду к нему. Не дождался и сам вернулся в Новосибирск. Здесь он и похоронен. Теперь на его могиле немного земли из Воркуты. За долгие годы она смешалась с битым кирпичом и мелкими камнями с места, где раньше был поселок угольной шахты. Еще немного земли я положу на могилу прабабушки, она похоронена в Германии. Там, где захоронен Соломон Роот, сейчас стоит православный храм.

Замечательный краевед Ирина Витман показала нам примерно, где что находилось, дала изображение поселка. Сегодня там ничего нет. Даже фундамента домов. Шахта затоплена. Одна трава. Печальное зрелище. Только памятник: кресты и вагонетка…
Я не смогла сдержать слез. Нашу историю мы можем только принять и передать детям.

Записала Ольга Силантьева. На момент беседы Нина Лебедева находилась дома, в Москве, Евгения Скоп – в приемном лагере для переселенцев во Фридланде