Кресты и вагонетки

Ты годами представляешь, каково было отцу в трудовой армии. Как выгрузили его с другими немцами на станции, разместили в бараке, как каждый день он спускался в шахту, голодный, без спецодежды. Как выжил отец в тех условиях? И вот ты сам едешь в те места… «МНГ» записала истории двух женщин, побывавших в экспедиции НМО в Воркуте в июле этого года.

Мемориал советским немцам-трудармейцам в Воркуте был открыт в 2012-м.
В ходе экспедиции 2022 года ребята провели на нем реставрационные работы
/ НМО


Нина Лебедева об отце Андрее Фоте

Слово «Воркута» я слышала уже в детстве. Мама говорила, что у папы больные ноги, «потому что у них в Воркуте на всю бригаду была одна пара сапог». Мы, дети, знали, что «все немцы были в трудармии». Но взрослые с нами подробностями не делились. Уже позже, в студенческие годы, я узнала, что папа не только в Воркуте был, но и в 1942–1943 годах железную дорогу Ульяновск – Свияжск строил. Я тогда училась в железнодорожном институте, приехала после практики домой на каникулы и стала увлеченно рассказывать, как сейчас строят железную дорогу. А папа – он всю жизнь, с 1939 года, на Алтае учителем работал – с интересом меня расспрашивает. «Надо же, – говорит,  – а мы бревна на себе таскали, шпалы сами укладывали…» Вот это для меня было открытием! И тогда я попросила его записать воспоминания…

Андрей Абрамович Фот (1921–2006), фото 1950-х / Из личного архива


Поездка в Воркуту была моей давней мечтой. До пандемии я уже маршрут продумывала, но это было не то. В начале года из соцсетей узнала об экспедиции «Воркута-2022», которую организовывали Немецкое молодежное объединение и Музей истории ГУЛАГа. К участию приглашались потомки трудмобилизованных в Воркуту. Были сомнения, попаду ли я в списки участников, ведь это молодежное мероприятие, а мне 61 год. Но я подумала: а что я теряю? Я была уверена, что это моя история. Меня пригласили.

С февраля мы готовились к экспедиции. Вебинары проводили Мария Лоцманова и Константин Андреев, сотрудники Музея истории ГУЛАГа. У меня была возможность задать им те вопросы, которые меня волновали. Благодаря лекциям удалось систематизировать знания.

В Воркуте я хотела пройти тропами отца. А еще надеялась больше узнать об истории, которая связана с именем друга моего отца – Ивана Банека. «Он был одним из тех, кто советовал, как поступить, когда порой покидали силы или наступало отчаяние, во всем поддерживал меня и морально, и физически», – писал о нем отец. Он много рассказывал мне о нем. Через год после окончания войны Банек у всех на виду бросился под поезд – не смог принять то, что их оставляли здесь навсегда. Этот Банек не давал мне покоя. Мне трудно было смириться с тем, что об этом хорошем человеке некому вспомнить, родных у него не было. Даже в Книгах Памяти его имени нет. Мария Лоцманова посоветовала мне написать запрос в архив МВД Республики Коми. И представляете: мне пришел ответ! Его документы как раз рассекретили спустя 75 лет после смерти, и теперь их можно запросить без подтверждения родства. На основании архивной справки его имя внесли в «Открытый список».

Я много раз представляла себе, как отца с другими трудармейцами привозят в 1943 году в Воркуту, как приезжает поезд на станцию. Он писал, что туда они прибыли 13 июня, «только начало таять, еще сугробы лежали». Как их строем ведут в барак…

Мы приехали в Воркуту 4 июля. И уже там я узнала, что трудармейцев не привозили на станцию  – ее тогда на самом деле еще не было. Были подъездные пути прямо к шахтам. Отец работал на угольной шахте №4. Он был не очень здоров и мог остаться наверху, но пошел работать в забой. Обмороженная на строительстве железной дороги лютой зимой 1942–1943 года нога так толком и не зажила. Думал, в шахте «потеплее».

Сейчас ничего уже не напоминает о том, что когда-то здесь был поселок. Только мемориал на том месте, где когда-то располагалась лагерная комендатура. А вокруг все поросло травой…

Евгения Скоп о прадедушке Соломоне Рооте, прабабушке Амалии и дедушке Адольфе

Соломон Андреевич Роот (1904-1961) в Воркутлаге / Из личного дела С. Роота


Мой прадедушка Соломон Роот родился в 1904 году в Сусаннентале на Волге, но в 1905-м родители вернулись в Баку, где уже раньше жили несколько лет. В 1929-м прадед женился на моей прабабушке Амалии Фридриховне, урожденной Прахт. У них было трое детей. Третий, Адольф, мой дед, родился в 1940 году. После того как вышел Указ «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья», Соломон перевез свою семью в Чкаловскую область, в город Орск, где жили мать Амалии с сестрой. Сегодня это Оренбургская область. Решил, что там будет безопаснее. Едва устроился на завод, как его все-таки переселили – вглубь Чкаловской области, сначала на прииск Андерляр, потом с другими немцами в колхоз «Красный уралец». И оттуда в феврале 1942 года он был мобилизован в трудармию.

Сначала прадед строил железную дорогу Ульяновск – Свияжск в Волжлаге НКВД. В 1943 году был направлен в Воркутлаг. Он работал на шахте №4 взрывником, затем десятником в карьере. В 1945 году ему разрешили вызвать к себе семью. Она жила в колхозе в Чкаловской области. Не привыкшим к крестьянскому труду людям было очень тяжело. В Воркуте семья проживала по адресу: поселок шахты №4, д. 52, кв. 3.

После войны Соломон писал письма Сталину, в Верховный Совет СССР, Ворошилову, Маленкову, главному редактору газеты «Правда» с просьбой отправить его в Новосибирск, к матери. Они все сохранились в его личном деле. В 1949-м он перешел работать слесарем на точильную фабрику в Усть-Войю. Обещали золотые горы, но обманули – отказали и в подъемных, и в надбавках. Условия жизни были тяжелыми. В 1950-м он все-таки переехал в Новосибирск.

Мой дедушка провел в Воркуте несколько лет. Одна сестра умерла еще во время депортации, вторая – в 1946-м. Адольф целыми днями был в бараке без родителей, его задачей было следить за поддержанием тепла в бараке. Он не любил вспоминать эти годы. Хулиганом рос, много дрался. Всегда был за справедливость. Часто его дразнили из-за имени. Переживал страшно. Но он любил этот край, с теплотой говорил о нем. Дед стал геологом и ездил туда в экспедицию. В 1990-х он уехал с семьей в Германию. Всё ждал, что я приеду к нему. Не дождался и сам вернулся в Новосибирск. Здесь он и похоронен. Теперь на его могиле немного земли из Воркуты. За долгие годы она смешалась с битым кирпичом и мелкими камнями с места, где раньше был поселок угольной шахты. Еще немного земли я положу на могилу прабабушки, она похоронена в Германии. Там, где захоронен Соломон Роот, сейчас стоит православный храм.

Нина Лебедева и Евгения Скоп (справа) встретились в Воркуте. Они не знают, были ли знакомы их родные, работавшие на шахте №4 / Григорий Антипов


Замечательный краевед Ирина Витман показала нам примерно, где что находилось, дала изображение поселка. Сегодня там ничего нет. Даже фундамента домов. Шахта затоплена. Одна трава. Печальное зрелище. Только памятник: кресты и вагонетка…
Я не смогла сдержать слез. Нашу историю мы можем только принять и передать детям.

Записала Ольга Силантьева. На момент беседы Нина Лебедева находилась дома, в Москве, Евгения Скоп – в приемном лагере для переселенцев во Фридланде

Tolles Diktat 2024
 
Подписаться на Московскую немецкую газету

    e-mail (обязательно)