Как возникла идея написать знаменитый теперь поцелуй на Берлинской стене?
Случайно, подсказала знакомая. Она вернулась в тот год из Парижа и привезла газету «Пари матч» с фотографией генсеков, застывших в братском поцелуе. «Дима, ты непременно должен написать эту картину», — посоветовала она мне. В конце 1989 года я начал делать наброски. Помню, пришел как-то ко мне знаменитый художник и поэт, ныне покойный, Дмитрий Александрович Пригов, увидел наброски и говорит: «Дима, а представляешь, как бы здорово твоя картина смотрелась на Берлинской стене!» Мы посмеялись над его шуткой, а через полгода приехал я в Берлин и написал ее именно там, где он мне и посоветовал.
А как это случилось?
Друг пригласил меня принять участие в выставке. Устраивал он ее на Унтер ден Линден, а сам жил где-то рядом со Стеной. Пошли мы как-то прогуляться, смотрим объявление: «Приглашают художников расписывать Стену». Подал я заявку, кто-то наверху утвердил ее. Я купил в лавке краски и… дальше все известно. Вообще, 1990 год был жутко бурный, неразбериха и после падения Стены и перед объединением Германии царила. Кто подписывал заявки, кто утверждал их, я так ничего и не понял.
После этой картины вам стало труднее жить или легче, слава ведь обязывает, от вас ожидают продолжения?
Помните, был на Руси такой великий художник Алексей Саврасов. За свою жизнь он написал множество пейзажей, а в нашей памяти осталась только одна его картина — «Грачи прилетели». Все мы знаем ее по хрестоматии. И жизнь свою Саврасов закончил печально: спился. Поэтому я жутко боялся остаться художником одной работы, спиться, но потом, слава Богу, переборол в себе это чувство и теперь пишу, пишу. «Поцелуй» — далеко не единственная моя удачная работа. Все свои картины я воспринимаю как собственных детей, горжусь ими. Сейчас мы, к примеру, готовим выставку, которая пройдет летом в Берлине. Двадцать лет назад отдал я одной берлинской знакомой на хранение свои этюды. На днях забрал их, развернул и убедился, что ни за один сегодня не стыдно. Просто «Поцелуй» был написан на исторической Стене, узнаваем для всего мира, поэтому у меня к нему особое отношение.
Как складывались ваши отношения с Германией после этой картины?
Прекрасно. Первые четыре года практически безвыездно жил с семьей в Германии, все деньги зарабатывал там. В середине девяностых стало ясно, что следует, наконец, принимать решение: либо оставаться в Германии, либо ехать домой. Мы с женой единодушно решили возвращаться, делать себе имя на родине, зарабатывать деньги, растить детей. О своем решении никогда не жалели. Отношение к искусству в России нынче прекрасное, художники востребованы. Сейчас, например, мы, группа художников, готовим в Перми грандиозную выставку «Евангельский проект», планируем показать ее и в Германии.
Возвращаясь к вашей картине на Стене. А что стало с ней сегодня?
Так ведь нет ее больше, смыли пескоструйкой. Я приехал сюда в марте с сыном, пошли к Стене, хотел показать ему свою работу и вдруг вижу пустой бетон, строительные леса, ходят рабочие, что-то красят, укрепляют, роют. У меня был настоящий шок.
То есть вы не предполагали, что все картины в том числе и вашу смоют?
Нет, я знал, что предстоит реставрация, разговаривал с чиновниками, пытался убедить их сохранить подлинники, но они несли какой-то технический бред про укрепление арматуры, консервацию, предупреждали, что Стена может рухнуть, что надо непременно вложить два миллиона евро на ее укрепление. То есть, как я понимаю, городу нужно было освоить выделенные бюджетные ассигнования. Мы называем это реставрацией по-лужковски: сначала все снести, а потом выстроить заново. Нынешняя реставрация обойдется городу в чудовищную сумму, но это никого не пугает. В тысячу раз дешевле было бы, если художники приезжали раз в пять лет и обновляли свои картины. Да за какую-нибудь тысячу евро я готов расписать свой кусок стены с обеих сторон. И охрану против граффити надо выставлять понадежнее. А если бы над картиной разрешили еще повесить какую-нибудь рекламу, то и доход городу был.
А что конкретно предложили берлинские власти авторам настенной живописи?
Нам предложили рисовать свои картины заново. Мне прислали договор на немецком языке, которого я не знаю. Видно, два миллиона на реставрацию нашли, а на переводчика денег уже не хватило. Я, конечно, напишу картину, но это ведь будет уже другой «Поцелуй», не образца 1990 года.
Насколько я понимаю, ваши ближайшие творческие планы снова связаны с Берлином.
Точно. Обожаю этот город. Для нас, художников, Берлин невероятно привлекателен: здесь масса пустых стен и заборов. В Москве с этим сложно. Все там куплено-перекуплено, нужны тысячи согласований. Париж, к примеру, город законченный, там уже не добавить, не убавить. А вот Берлин — настоящая Мекка для художников. Единственная проблема: городские власти боятся приглашать нас, думают, что мы заломим за свою работу бешеные деньги. Поэтому нанимают по дешевке дилетантов. А мы готовы расписывать фасады даже бесплатно. Город от этого только выиграл бы. Ведь здесь есть районы неинтересные для туристов, например, Марцан или Кройцберг. Если бы нам дали возможность расписать пустующие там фасады, то туристы повалили бы валом. Представляете себе, Берлин как огромная художественная галерея.
Беседовал Юрий Костин
P.S. В 2009 году Дмитрий Врубель воссоздал на Стене свой знаменитый мурал.
