Но не только игра и лечение привлекали Достоевского – в Германии находились места, к которым он хотел «прикосаться душой». Взять хотя бы потрясшую его «Сикстинскую мадонну» в Дрезденской галерее. Как вспоминала Анна Григорьевна, писатель признавал этот шедевр Рафаэля Санти «за высочайшее проявление человеческого гения» и «мог стоять перед этой поразительной картиной часами… Федя придумал стать на стул перед мадонной, чтобы ближе ее рассмотреть». Похоже, из-за шедевра Рафаэля великий классик ни в одном городе Европы не жил так долго, как в Дрездене, где родилась его дочь Любовь. Здесь писателю поставили памятник, который в 2006 году открыли президент РФ Владимир Путин и канцлер ФРГ Ангела Меркель (см. фото).
Еще один город в Германии поражал Достоевского – Берлин, своей похожестью на Санкт-Петербург. «Те же кордонные улицы, те же запахи, те же… (а впрочем, не пересчитывать же всего того же!). Фу ты, бог мой, думал я про себя: стоило ж себя двое суток в вагоне ломать, чтоб увидать то же самое, от чего ускакал?» – писал он о немецкой столице в «Зимних заметках о летних впечатлениях». Правнук писателя Дмитрий согласен со знаменитым прадедом: «Петербург до невероятности похож на Берлин. Подчас те же угрюмые парадоксы, вечное переплетение мифов с реальностью».
Страсть к перемене мест передалась прямому потомку Достоевского. Побывал он и в Германии, где не преминул побывать в игорных домах Баден-Бадена и Висбадена. Причем выиграл, хотя располагал небольшой суммой. Узнав, кто перед ним, директор висбаденского казино воскликнул: «Das ist unmöglich (нем. это невозможно)!» И предложил расписаться в книге почетных гостей. Кстати, Дмитрий делал ставки по системе, описанной в «Игроке»: «Вот в чем тайный смысл, – говорит он, – кто задумается, тот найдет заветное место, позволяющее понять, как именно играл прадед. А ведь проигрывал он далеко не сразу – просто не мог остановиться.
Думаю, и я поступал бы так же, если бы меня вовремя не уводили добрые люди».
ед
