Маркс жил, жив и будет жить – первомайское шествие коммунистов в Москве тому подтверждение / РИА Новости
Владимир Хасин, Антон ЛучниковОдни и те же идеи, воспринятые различными социокультурными группами, преломляются в разных ракурсах, наполняются неожиданными смыслами. Как говорят корифеи филологии, литературная истина не в том, что пишет автор, а в чувствах и действиях читателей, познающих мир посредством его творений. Марксизм породил и скандинавскую социал-демократию, и марксизм-ленинизм, и сталинизм, и троцкизм, и маоизм, и идеи чучхе, и ливийскую Джамахирию, и многое другое. Да что говорить, центральноафриканский император Бокасса, уличенный в каннибализме, тоже строил марксистское общество. Любые глобальные теории, попадая в реальное социальное пространство, приобретают его форму и внутреннюю структуру. Трактовка расплывчатых теоретических постулатов в конкретных проявлениях схожа с туманными предсказаниями Нострадамуса, лишь постфактум обретающими явственные формы.
Марксизм генетически связан с глобальными философскими течениями XIX века, развивавшимися в контексте создания национальных государств, торжества «третьего сословия» (буржуазии), когда эффективное большинство формирует повестку дня, физически устранив неэффективную аристократию. С точки зрения Маркса в либеральной демократии были элементы недосказанности: при равенстве социальном, равенстве возможностей, оставалось неравенство распределения материальных благ, неравенство классовое. Идеалом Маркса стало единое ответственное саморегулирующееся эффективное общество, основанное на радости созидания, к тому же не замыкающееся в рамках национального государства, а распространившееся на весь мир. Марксизм – это закономерное торжество городской ментальности в многовековой борьбе с традиционным сельским сознанием, логическое продолжение философий Возрождения и Просвещения.
Поэтому мысли об истинном марксизме в советской интерпретации не вполне объективны. Милитаристская экономика Первой мировой войны причудливо соединилась с традиционным обществом, его жесткой иерархией, привычкой к подчинению и неравенству. Этот симбиоз и породил советскую реальность. Неспособность Николая II обеспечить в насквозь патерналистском обществе порядок привела к его свержению, а подаренная Февралем 1917 года свобода вспенила в пьяном угаре непривыкшее к ответственности население рухнувшей империи. Усталость от метаний, желание порядка и архаичной справедливости привели к власти большевиков. Эгалитаризм (равенство) стал основой отечественного этатизма. Равенством всех перед всемогущей государственной машиной. Минуя диктатуру пролетариата, страна пришла к диктатуре пролетарской партии. Ее лидерам казалось, что при помощи «социальной хирургии», харизматичной пропаганды, мировой революции они смогут внедрить европейские марксистские идеи в доставшееся им отсталое общество, переформатировать его. В реальности же традиционное общество адаптировало марксистские идеи, наделив их иными, архаичными смыслами. Марксизм стал мифом, оправдывавшим любые виражи государственной политики, а не базой социально-политических отношений.
В реальности традиционное общество адаптировало марксистские идеи, наделив их иными, архаическими смыслами
Партийные дискуссии, поиски новых форм бытия, культуры остались в 20-х, а гулкой поступью кованых сапог пришли 30-е. Марксизмом стал сталинизм. Власть и собственность сосредоточились в одних руках, институты бесперебойно функционировали за счет репрессивной ротации кадров и работы социальных лифтов, выкачивавших из глубин крестьянской России носителей традиционного менталитета. Революционеры, европеизированные теоретики марксизма, пылкие сторонники освобождения рабочего класса были безжалостно растоптаны традиционным большинством. Возможность стремительной вертикальной мобильности олицетворяла равенство в первую очередь возможностей. «Надстройка» выкачивала ресурс из «базиса». Принцип «фабрики – рабочим, земля – крестьянам» превратился в приписанных к заводам рабочих и прикрепленных к колхозам крестьян. Люди стали средством производства неодушевленных материальных ценностей. Все это в большей степени напоминало модернизацию Петра I или описанный Марксом азиатский способ производства, но не высшую стадию развития человечества – коммунизм.
В постсталинский период государство отказалось от стратегии насилия и встало на путь покупки лояльности населения. Советское общество, сначала эксплуатируемое государством, а затем им опекаемое, так и не превратилось в саморегулирующийся социум. Марксизм в форме брежневского «развитого социализма» отличался социальной стабильностью, мелочной опекой, попыткой удовлетворить чаяния нарождавшегося потребительского общества, минимальными репрессиями по отношению к бюрократии и населению. Постепенно сформировалось общество, потерявшее перспективу дальнейшего развития. Оно ждало от государства опеки, не отягощая себя трудовым энтузиазмом, жило с ощущением «Дня сурка». Пока высокие цены на энергоносители позволяли ресурсной экономике удовлетворять потребности населения, оно отвечало лояльностью. Экономический кризис заката советской государственности привел к разочарованию в системе и неразрывно связанной с ней коммунистической идеологии.
В те же годы росла привлекательность иллюзорного «Запада», который большинству представлялся эклектическим набором из советского социального патернализма, рога изобилия потребительского общества и отсутствия нормативного контроля повседневной жизни. Однако в 90-е годы, когда капитализм в России стал реальностью, значительная часть населения оказалась неприспособленной к саморегуляции, к выстраиванию горизонтальных межличностных связей и выбору индивидуальных путей развития. Собственность оказалась в руках узкой прослойки распоряжавшейся до этого ею номенклатуры (надстройки), социально-экономическое неравенство достигло вопиющих размеров.
В результате появилась и стала расти тоска по советской социальной справедливости. Не стоит также забывать, что современные россияне сформировались как общность в советский период. Этот конструкт включает в себя и элитарный русский язык, превратившийся в способ всеобщей коммуникации, и культурные коды, заложенные в советское время, и героику общего советского исторического прошлого, неразрывно связанного с мифологизированным марксистским социализмом.
Во второй половине XX века отечественные и мировые социалистические идеи постепенно сближались, превращаясь в форму опеки государством неэффективной, иждивенческой и все более растущей части населения. В европейской практике эта тенденция прослеживается с 1968 года и по сегодняшний день, усиливаясь инъекцией традиционализма, вызванного трудовыми миграциями из развивающихся стран.
Марксизм первым соединил экономику и социальные процессы в их динамике, в виде движущего фактора исторического развития, породив множество моделей, их трансформаций и интерпретаций, существующих по сей день. Объяснительная модель Карла Маркса универсальна, и что важно, прогностична – она дает иллюзию уверенного знания о завтрашнем дне.
Авторы – доценты, кандидаты исторических наук, преподаватели отечественной истории в Саратовском государственном университете
