Разбудить в обществе совесть

В Карачаево-Черкесии прошла международная конференция «Права репрессированных народов в современном мире». Посвященная 70-летию со дня депортации карачаевцев сталинским режимом, она вызвала бурное обсуждения проблемы несостоявшейся реабилитации репрессированных народов СССР – в том числе российских немцев. Однако возможна ли реабилитация сегодня и востребована ли она самими репрессированными? На эти вопросы ответила Татьяна Иларионова, профессор Российской академии народного хозяйства.

Как исполняется закон о реабилитации репрессированных народов? Почему многие народы до сих пор не были реабилитированы, в том числе – российские немцы?

Нужно четко и ясно понимать, как строится российское законодательство в целом. У нас принимается большое количество законов, но очень часто с самого начала ясно, какие из них будут выполнятся, какие будут выполняться с трудом, а какие не будут выполнятся вообще. Эта сложность, в первую очередь, связана с тем, что мы заново строим российскую государственность. Кроме того, законодательство противоречиво. Бывает, что в одном и том же акте две статьи друг другу противоречат. То есть даже не закон противоречит закону, а в самом законе изначально существуют внутренние несогласия.

Что касается закона о реабилитации репрессированных народов, то в нем была другая очень существенная проблема: смысл и назначение этого акта полностью противоречили тогдашней экономической действительности. С этой точки зрения, закон нужно оценивать в первую очередь как акт, содержащий политическую волю. Реальных условий воплотить этот акт в жизнь – когда был тотальный дефицит, когда все было сметено с прилавков, когда была полностью разрушена советская экономика, а новой создано не было, – не было  никаких. Общество ожидало от государства подобного рода заявления. Не возможно было построить новое демократическое государство, не сказав, что депортации и репрессии по национальному признаку являются великим преступлением против собственных граждан. Сделать это заявление было необходимо.

Но ведь сейчас экономическая ситуация изменилась?

Сейчас экономическая ситуация поменялась – но время ушло, сменилось поколение. Спросите 18-летнего москвича, российского немца, ингуша и чеченца – что такое реабилитация? Русский парень вас точно не поймет, о чем речь. Это было в прошлом веке, это было в прошлой жизни, это было не с ним. Время сыграло на руку законодателям. Само практическое решение они планировали отодвинуть в будущее, и оно нас «излечило»: со стороны пострадавших противодействий не было, потому что закон был формально принят. На практике же не было сделано ничего. И никакой реабилитации в том виде, в котором она прописывается законом, уже не будет.

Каково же самочувствие и самосознание депортированных народов сегодня?

Время многое переменило – в первую очередь, глобальную ориентацию людей. Если раньше они ориентировались на какие-то большие, значимые цели, думали о преодолении каких-то общих проблем, то рыночная экономика и новый тип государства заставили людей думать о насущном – о себе и о своей семье. Высокие цели – та же реабилитация – стали казаться не очень значимыми и отошли на второй план, в том числе и для тех, кто пережил репрессии. Самочувствие нового поколения из числа депортированных народов иное, они не воспринимают себя так, как воспринимали себя их отцы или деды еще 20 лет назад. В миропонимании очень многое изменилось – прежде всего, в миропонимании молодого поколения.

Если депортация не волнует молодое поколение, что же его волнует тогда?

Посмотрите на проблемы переживших депортацию народов Северного Кавказа: у них сохраняется память о депортации, но она принадлежит старшему поколению. А что волнует молодежь? А то, что их не принимают в должной степени в центре России, то, что их могут на улице Москвы задержать из-за того, что они из Чечни или Кабардино-Балкарии. Такое отношение травмирует намного больше, чем пережитая когда-то депортация.

Верно, сегодня на землях карачаевцев и балкарцев поставили памятники пережившим репрессии народам. Возвели такие памятники и репрессированным российским немцам. Но те представления и настроения, которые царили в среде карачаевцев, балкарцев, российских немцев в 1980-х и 1990-х годах, в современном социальном пространстве просто не воспроизводимы – слишком многое поменялось.

Чего же тогда добиваться этим меньшинствам от российского государства – справедливости, покаяния, компенсации? И какого отношения от своих сограждан?

Покаяния точно нет – по крайней мере, в той степени, в которой оно рассматривается некоторыми политическими спикерами из числа национальных меньшинств. Это бесполезно. От российского государства нужно требовать – и это очень актуальная проблема – соблюдения прав человека, отстаивания свободы, понимания того, что демократическое государство – это не власть большинства, а комфортное сосуществование меньшинств. Только когда государство будет одинаково комфортным в самых разных средах – среди женщин, инвалидов, детей с физическими недостатками, любых групп населения со своими представлениями о жизни и своей судьбой в этом обществе, – только тогда мы сможем говорить, что все хорошо. Пока же мы бесконечно далеки от подобного рода представлений.

Улучшается ли в России, на Ваш взгляд, это отношение?

Нет. Более того, пространство свободы сужается. Я это вижу, и меня как гражданку моей страны это очень беспокоит. Это сужение пространства свободы связано со многими проявлениями – в том числе с абсолютным неравенством в сфере экономики, с абсолютным неравенством возможностей. Недавно я была в Самаре – довести миллионный волжский город до такой степени, это уметь надо! А ведь там множество немецких памятников. Все доведено «до ручки» – как фашист прошел!  Один только вид этого города свидетельствует о том, что никакой солидарности в нашем обществе нет, никакого равенства возможностей. А ведь именно это – вопрос существования российского государства. Если мы отойдем в сторону от концепции демократии и свободы и станем проповедовать иные ценности, мы окажемся в одном ряду с Угандой. Лично я совершенно не хочу, чтобы в этом ряду была моя страна. Но такие тенденции  есть.

Какую же роль должны играть меньшинства в современной России?

Их роль – будить в обществе совесть. Очень многое они могут сделать в сфере информации, просвещения благодаря организации и проведению собственных мероприятий. И ведь вроде бы меньшинства стоят за свои интересы, но на самом деле именно эти интересы – интересы общества. В современном мире социальная ткань все больше распадается на отдельные группы и мелкие  соединения. К этим небольшим соединениям принадлежат и этнические меньшинства.

Но ведь политика предпринимает шаги в этом направлении? Существует, например, федеральная программа по развитию Северного Кавказа.

На Северном Кавказе существует много проблем. В прошлом году я провела там свой отпуск – путешествовала по Кабардино-Балкарии, по Карачаево-Черкессии, по Ставропольскому краю. Там такая красота, такая необыкновенная природа, но – «черная» экономика. За 21 день разъездов я видела всего два кассовых аппарата. То есть вся экономика неучтенная, из-под полы. Москва не может наладить там нормальное функционирование жизни. Могу предположить, что эта «черная» экономика – это еще и протест против налоговой политики государства, против вала законов, который обрушивается на бизнес, не давая ему легально развиваться. Очевидно, что в нашей стране еще очень много беспорядка, устранить который в интересах всех нас – представителей разных народов, социальных слоев и групп.

С Татьяной Иллаироновой, доктором философских наук, профессором Международного института государственной службы и управления Российской Академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, генеральным директором Института энергии знаний беседовал Алексей Кнельц.

Tolles Diktat 2024
 
Подписаться на Московскую немецкую газету

    e-mail (обязательно)

    Добавить комментарий

    Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *