Константин Эггерт на церемонии вручения премии «ПолитПросвет» / Света Мишина
Как вы оцениваете уровень публицистики в России? Сегодняшние условия повышают уровень аналитики в тех СМИ, где еще можно более-менее свободно высказаться?
Это сродни вопросу: «Был бы Шостакович Шостаковичем, если бы творил не в Советском Союзе, а в свободной Америке?» Я, конечно, никоим образом не сравниваю себя с Шостаковичем, но, думаю, что в условиях, когда журналисты вынуждены осторожничать, чтобы сказать хотя бы что-то, российская публицистика быстро и довольно точно ставит диагноз. Точнее, чем лет пять–семь назад. Может, осталось меньше иллюзий по поводу того, где находится Россия в общественно-политическом смысле.
Конкурс «ПолитПросвет» основан в 2011 году. Он проводится ежегодно при поддержке фонда «Либеральная миссия». Накануне вручения премии фонд был объявлен иностранным агентом. На церемонии встретили овациями президента фонда и члена жюри Евгения Ясина и вручавшего премию Дмитрия Зимина, фонд которого «Династия» теперь с таким же ярлыком.
Как выяснилось, вас поощрил премией иностранный агент…
Произошедшее с фондами «Либеральная миссия» и «Династия» – это триумф мертвой буквы закона над духом. Я думаю, что Дмитрий Зимин и Евгений Ясин – настоящие патриоты России. Они вкладывают свои силы, энергию и средства в реализацию проектов, которые, несомненно, полезны для страны. В том числе в эту премию – единственную в России за публицистику, то есть за журналистику мнений. Общественная дискуссия всегда полезна. Общество, которое сковано немотой или которому навязывают какую-то одну идею, рано или поздно оказывается в значительно более тяжелом кризисе, чем оказалось бы, продолжай оно свободно обсуждать происходящее. Я очень не хотел бы быть последним награжденным этой премией.
У Константина Эггерта два отличительных, бросающихся в глаза, признака: он всегда в бабочке, и его фамилия все чаще появляется в СМИ с приставкой «фон» – фон Эггерт. Бабочки он любит и считает их более элегантным аксессуаром, чем галстук. «Кроме того, – добавляет он, – галстук, закапанный пару раз кетчупом, после чистки годится только для связывания коробок, а рубашку стирать можно чаще. Так что бабочки значительно экономичнее. Может, экономичность – это моя немецкая черта». Приставка «фон» – без сомнения, немецкая.
Почему вы все чаще подписываетесь «фон Эггерт» и как вы для себя решаете, когда вы с «фон», а когда без?
Моя принадлежность к потомкам польско-литовско-восточнопрусского дворянства важна для меня как часть моей семейной истории. Пока я так и не собрался поменять фамилию в паспорте, поскольку это потребует замены и многих других документов. В эфире лучше звучать без приставки «фон», это короче и не отвлекает слушателей от сути того, что я говорю. Чаще я оказываюсь фон Эггертом в печатном варианте. Но принадлежность к скромному дворянскому роду не является чем-то, чем я пытаюсь впечатлить людей.
Что вы знаете о своей истории?
Мой предок Георг фон Эггерт, о котором я узнал, изучая род Эггертов с помощью нашего семейного историка и друга Михаила Катина-Ярцева, жил в небольшом имении на севере сегодняшней Литвы. Среди предков были как поляки-католики, так и немцы-лютеране. Они жили в Речи Посполитой, частью которой тогда являлась Восточная Пруссия. Существуют несколько сот дворянских родов, записанных как в польских шляхетских, так и в немецких дворянских книгах. Судя по всему, мой род как раз к ним и относится. Следы Эггертов есть в Эстонии и Польше, где сохранилось немало родственников. В Германии их сегодня нет. Были родственники, жившие в Данциге до 1945 года, что с ними стало после войны, узнать пока не удалось. По семейным преданиям, жили родственники и в Дрездене. Но, учитывая войну и бомбардировку, трудно рассчитывать, что кого-то найду.
Самый известный предок Константина Эггерта – его дед, тоже Константин Эггерт, актер и режиссер. Он работал с Вахтанговым, Таировым, Мейерхольдом. Затем стал кинорежиссером и снял несколько фильмов, в которых и сам сыграл роли. Среди его известных картин – «Медвежья свадьба» и «Гобсек». А потом он оказался в ГУЛАГе. Его упоминал в книге «Плен в своем Отечестве» писатель и правозащитник Лев Разгон: «Во всех лагерях – а их в Коми было множество! – находились начальники-меценаты, которые друг перед другом выдрючивались своей крепостной труппой. Ну это как кому повезет! Больше всего, кажется, повезло начальнику Ухтижимлага. У него в Ухте была настоящая опереточная труппа, которой руководил Константин Эггерт, тот самый, знаменитый красавец из Малого театра, снимавшийся в «Медвежьей свадьбе». В труппе пел превосходный премьер Харбинской оперетты, танцевала Радунская из Большого театра, оркестр оперетты был составлен из первоклассных музыкантов…».
Ваш дед провел почти 10 лет в ГУЛАГе, обвиненный в 1938-м в «участии в шпионско-террористической организации» и «проведении шпионской работы в пользу Германии». Вы его «дело» видели?
Я недавно узнал, что по прошествии 75-летнего срока с его «дела» сняты все ограничения, и намерен посмотреть его. Когда была жива моя мама, его дочь, она этого не хотела. Деда арестовали на ее глазах, от чего, как я сейчас понимаю, она не оправилась до конца жизни. Я знаю, что на Лубянке деда стали заставлять во всем признаться – фактически донести на самого себя. Он сказал, что ни в чем не виноват. А потом он услышал крики женщины за стеной, и ему объяснили, что это кричит его жена и, если он не напишет явку с повинной, ее будут пытать до смерти. И тогда дедушка написал признание в шпионской деятельности. И поскольку он был не только хорошим актером и режиссером, но и хорошим сценаристом, у него вышел сюжет, в котором фигурировали «резиденты иностранных разведок» с именами и фамилиями героев произведений Джека Лондона и других зарубежных писателей.
В ГУЛАГе он выжил, видимо, благодаря лагерному театру?
Да, причем он не только сам выжил, но и спас нескольких человек. До недавних пор я общался с одним из таких людей, Михаилом Лебедевым, – он был простым московским таксистом, и дед взял его в театр, убедив лагерное начальство, что он ему необходим. Дядя Миша дожил до 90 лет и всегда был моему деду благодарен. Освободившись, дед не мог приехать в Москву, он остался в ссылке и работал в Театре музыкальной драмы и комедии Ухты. Он умер в 1955 году. Где его могила, мы не знаем. Наша семья отдала несколько жизней сталинскому молоху.
Из комментария Константина Эггерта на радио «Коммерсантъ FM» 6 мая 2015 года: «То, что под семидесятую годовщину победы над Гитлером в публичное пространство вновь потащат имя и образ Сталина, было предсказуемо. То, что возведение ему различных монументов и мемориальных досок в провинции продолжается не первый год, – тоже не новость. То, что, согласно последнему опросу «Левада-центра», к советскому диктатору положительно относится все больше россиян – увы, закономерно. Во-первых, с момента смерти Сталина прошло уже 60 с лишним лет. Свидетелей его правления не так много. Во-вторых, он в определенном смысле востребован сегодняшней властью. Она, разумеется, не собирается восстанавливать ГУЛАГ и расстреливать людей на Бутовском полигоне. В сталинщине ей нравится другое – полное подчинение граждан воле государства, безнаказанность и неподсудность правящей элиты общественному мнению… И, в-третьих, главная причина нескончаемого сталинского ренессанса – как ни печально, за последние 25 лет общество так и не нашло в себе сил трезво посмотреть на историю XX века вообще, а не только сталинского времени».
Во время войны ваши родные пострадали как немцы?
Бабушке и маме велели собрать вещи и явиться в участок – они поняли, что для выселения из Москвы. Бабушка пришла умолять участкового, пожилого человека, не отправлять их. «Что я могу сделать, мне приказали, – сказал он, – у вас немецкая фамилия. Можете предъявить доказательство, что вы не немцы?». И бабушка побежала домой и принесла метрику о крещении – ее мать, хоть и вышла замуж за лютеранина, оставалась убежденной православной и крестила мою бабушку в православной церкви. Участковый вычеркнул их из списка. Думаю, он все прекрасно понимал. Я, даже не зная имени этого человека, благодарен ему. Он спас нашу семью.
Что вас сегодня связывает с Германией?
Самая главная моя связь: с прошлого года я – колумнист русскоязычного сайта Deutsche Welle. В Германию стараюсь ездить довольно часто. Немецкий язык у меня, к сожалению, на уровне собаки – больше понимаю, чем говорю. Мама знала немецкий. А у меня его перебили английский, французский и арабский. Но в последнее время я начал заниматься немецким и, может, через год смогу на нем говорить. Это станет маленьким шагом навстречу моим предкам.
Беседовала Юлия Ларина
