Архивный кадр: Житель Цхинвала переносит единственные вещи, которые остались от его дома. Ночью его сожгли сепаратисты из Осетии. 2008 год. Автор фото : Алекс Кеделашвили
Татьяна Маршанских / redaktion@martens.ru
Перед домом в берлинском районе Пренцлауэр Берг стоят трое мужчин. Один пожилой, с седыми волосами и папкой в руках. Двое других в ярких футболках и джинсах. Они переговариваются, потом звонят в дверь, и она тут же открывается. «Ого! Как в музее!» – восклицает один из них, заходя в квартиру Эккехарда Мааса – немецкого правозащитника, уже 14 лет помогающего беженцам с Кавказа. На столе лежат стопки книг, а в рабочем кабинете висит портрет журналистки Анны Политковской.
Чеченцы не называют своих имён, не говорят, из какого города они приехали, и не разрешают себя фотографировать. «Паспорта у меня нет, – признаётся самый молодой из них. – Я его потерял». И это самая распространенная легенда среди беженцев. Он присаживается на край дивана в гостиной и ждёт, когда Маас пригласит его в кабинет. «Как добрался в Берлин? Обычно. Пешком шёл, так многие делают», – говорит он нехотя.
Политическим беженцам запрещено работать в Германии. Учить немецкий тоже не получается, потому что бесплатные языковые школы, как правило, переполнены. Первое время мигранты из Чечни живут в специальных приемниках, потом их распределяют по федеральным землям в общежития, лагеря или отдельные квартиры. Некоторые получают вид на жительство только через десять лет после пребывания в стране, пережив несколько судебных процессов. Все это время они существуют только на социальное пособие, которого хватает на оплату жилья, еды, одежды и лечения в экстренных случаях. И хотя решающим толчком к переезду для большинства стали щедрые «подъемные деньги» 4000 евро, которые, как это часто можно услышать от чеченских мигрантов, якобы обещало немецкое правительство, слухи, конечно, не подтвердились. Нет ни одного немецкого закона, где бы фигурировала эта цифра, и на самом деле беженцы из Чечни получают приблизительно 300 евро на человека в месяц.
Архивный кадр: Покинутый дом чеченской семьи после ночного обстрела во время второй чеченской войны. Автор фото: Алекс Кеделашвили
Список Мааса
Эккехард Маас часто бывал в СССР, ему нравятся песни Высоцкого и Окуджавы, а в своем портфеле он носит сборник рассказов Чехова. Когда-то правозащитник работал в Фонде имени Генриха Бёлля в Берлине, а после Первой чеченской войны создал «Немецко-Кавказское Общество». Живя в основном на пожертвования, поступающие на счёт организации, он безвозмездно помогает беженцам. Одним переводит документы и помогает вести переговоры с чиновниками, другим дарит посуду и мебель.
«Меня шокировала статья в газете Die Welt», – признаётся Эккехард Маас. В начале августа под заголовком «Террористы ищут политическое убежище в Германии» журналисты рассказали о нашумевшем видеоролике, где главарь исламистского движения Доку Умаров обещал провести серию терактов на побережье Черного моря и сорвать Олимпийские игры в Сочи. Оттолкнувшись от этой новости, авторы статьи плавно перешли на проблемы всех политических беженцев из Чечни, привели статические данные, согласно которым таких мигрантов в Германии уже более 6000 тысяч, и рассказали о возможных нелегалах и экстремистах в их рядах. Так, подробная аналитическая статья приравняла всех переселенцев к сторонникам Умарова.
Правозащитник Масс, курирующий 700 чеченских семей в Германии, с этим не согласен. Люди, побывавшие в его квартире, делились разными историями. Мужчины сдавленно говорили о пытках, которые проводили люди Кадырова, выясняя, где скрываются их родственники-сепаратисты. Молодые парни сетовали на то, что не могут найти работу в Республике. Женщины, рыдая, признавались, что их насиловали чеченские полицейские, и обратиться за помощью было некуда. Семьи с тяжелобольными детьми делились последними надеждами на чудеса немецкой медицины.
Бизнес на границе
Война в Чечне закончилась более десяти лет назад. Но многие мирные жители ищут политическое убежище в Европе именно сейчас, переживая ее последствия и спасаясь, по их словам, от диктатуры Кадырова. Год назад Верховный суд Германии встал на сторону переселенцев и постановил, что нужно увеличить их социальное пособие. Тогда же в связи с процессами Pussy Riot немецкое правительство открыто критиковало демократию в России. Всего этого, наверняка, хватило для того, чтобы мигранты из Чечни направились именно в Германию, где их дети могут отказаться от обязательных в чеченской школе уроков ислама и выбрать этику как первый шаг к интеграции в обществе.
В Европу чеченцы в основном попадают через белорусско-польскую границу. Некоторые СМИ пишут, что там, возможно, беженцы пытаются договориться с пограничниками, которые могут быть заинтересованы в росте их числа. В Тересполе на границе с Польшей у переселенцев снимают отпечатки пальцев и на допросе выясняют, почему они бежали из Чечни. Если рассказ убедителен, им разрешают проехать через Польшу, если нет – разворачивают. «Те, кто прошел через границу, едут в Берлин, – говорит Маас. – Им нужно обратиться в Федеральное ведомство по делам миграции и беженцев, где у них есть шанс доказать, что они действительно подвергались преследованиям». Отвечать на вопросы и детально описывать, какие трудности они пережили в Чечне, многим невероятно трудно. И даже после этого разговора их с большой вероятностью могут попросить покинуть страну.
Нихт ферштеен
«Ассаламу алейкум!» – приветствует Эккерхард Маас вошедшего чеченца. Это Ахмад, в прошлом предприниматель. У него всегда с собой небольшой ноутбук, где он хранит фотографии родственников. Один из них убит, второй – пропал без вести. Недавно его семья после восьми месяцев, проведенных в общежитии для беженцев, переехала в трехкомнатную квартиру, которую им выбил Маас. Поначалу в ней ничего не было. Ели из пластиковых тарелок, спали на тонком покрывале.
Архивный кадр: беженцы в буферной зоне после второй чеченской войны. Автор фото: Алекс Кеделашвили
Как бы трудно ни приходилось, обратно в Чечню семье Ахмада нельзя – один из его племянников обвиняется в связях с террористами и скрывается в лесах от преследования властей. О том, где именно, у Ахмада хотели узнать люди Кадырова. Не получив информации, они пытали его электрошокером. Однажды утром Ахмад сказал сыновьям, что они едут на море. Так семья бежала из Чечни.
Немецкого языка Ахмад не знает, поэтому объясняется жестами. Пока он встречается с адвокатом и посещает психотерапевта, его жена Лариса сидит дома с младшим сыном и отводит старшего в школу. «Гутен таг!» – говорит она каждый раз учительнице. Та улыбается и объясняет про учебники, продлёнку и бесплатные завтраки. «Нихт ферштеен», – с трудом произносит Лариса и идёт домой звонить переводчику и просить его приехать в школу.
«Германия или не Германия – мне, если честно, всё равно, – говорит Лариса, жаря на новой кухне чеченские лепёшки с тыквой. – Но я благодарна этой стране. За последние месяцы она сделала для меня больше, чем Чечня за всю жизнь». На родине Лариса преподавала в гимназии. В Германии, если разрешат остаться, в лучшем случае сможет работать кассиром в супермаркете. Но даже если жизнь в Европе ни у неё, ни у Ахмада не сложится, она верит, что её сыновьям здесь будет хорошо. Особенно младшему с синдромом Дауна, которого чеченские врачи предложили Ларисе отдать в детдом: «Всё равно человеком не станет».
