Василий Кузнецов и Рюдигер Больц (Гёте-институт), Ирина Щербакова и Ирина
Островская («Мемориал») / Юлия Ларина
Юлия Ларина
Многие из тех, кто пережил депортацию, оставили воспоминания. Те, кто не пережил, в основном не оставили ничего. Случай выселенного из Республики немцев Поволжья в Сибирь Дмитрия Бергмана – исключение: он вел дневник, который удалось сохранить его потомкам.
30 августа 1941 года
Вечером М. рассказывает, что Геде, живущий на той стороне улицы, принес известие о выселении всех немцев. Его жена уже голосит во дворе. Я советую М. никому больше не говорить, ведь в этом, может быть, нет ни капли правды: подлая ложь или чудовищная провокация.
Это первая запись в дневнике, сделанная после опубликования Указа Президиума Верховного Совета СССР «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья». М. – жена Бергмана Маргарита. В 1935-м они поженились и из Оренбургской области переехали в Республику немцев Поволжья. Дмитрию Бергману тогда было 39 лет. Он преподавал математику в старших классах, был завучем средней школы села Куккус и одновременно учился заочно на физмате пединститута в Энгельсе.
Бергман происходил из меннонитов, переселившихся в Россию в XVIII веке. При рождении в 1896 году он получил немецкое имя Дитрих, которое после революции сменил на русское Дмитрий. В Первую мировую Бергман служил в канцелярии санитарного отряда, поскольку вера не позволяла брать в руки оружие. Во Вторую мировую оружие ему уже и не дали.
11 сентября
Поехали! Подводы, подводы, множество подвод: лошади, быки, верблюды; даже несколько машин… Нас грузят на верблюдов и подвозят к школе, на площадь. Там и располагаемся со своими пожитками. К поезду нас должны отвезти на грузовиках. Но их нет. Поезд вроде бы должен отправиться в восемь вечера. Шесть часов – машин нет. Восемь – то же самое. Военные, которых видимо-невидимо, успокаивают: все будут отправлены. Мы бегаем от военных к водителям и просим нас отправить. Не смешно ли! Мы просим, чтобы нас выслали!..
Дмитрий Бергман вел записи на немецком языке 114 дней с небольшими перерывами и назвал их Unsere Reise («Наш путь»). «Вот эта тетрадка в клеточку, – показала оригинал на презентации книги сопредседатель московского «Мемориала» Ирина Островская. – На первой странице – уравнения. Он как раз выпустил 10 класс и в школьной тетрадке начал карандашом убористым почерком вести дневник».
30 сентября
…Прибываем на место. Маленькая деревушка, дома по большей части из дерна. Гнетущее впечатление!..
Дмитрий Бергман с женой и двумя маленькими сыновьями, Эрнстом и Игорем, оказался в деревне Тигино Чистоозерного района Новосибирской области.
10 ноября
… Иду заказывать совхозную капусту, но, к сожалению, ее уже нет. Одним блюдом меньше! М. идет молотить и остается там до вечера, без обеда… Хлеб насущный здесь несладок и достается нелегко. Все лежит на плечах М. Только бы она не простудилась: если заболеет, мы пропали. Муки все еще нет. А наш запас пришел к концу. Значит, сидеть на одной картошке, иначе нужно браться за ручную мельницу. К счастью, в этом медвежьем углу что-то подобное нашлось. Люди уже мелют сами. Еще один шаг назад, в сторону первобытных времен! Все дальше от культуры и техники. Сколько таких шагов еще предстоит сделать?..
11 ноября
…Эрнст настолько освоился, что по полдня пропадает, нашел уже товарищей. Как хорошо для него, что в семье говорили по-русски! Теперь он вполне признан в русском окружении. Игорь тоже заговорил по-русски. Первые попытки сделал спустя 10–14 дней после прибытия. Разумеется, от него еще можно слышать предложения вроде: «Папа, dann упадет und разобьется». Но начало положено. Мальчишки исподволь русифицируются. Вечером стирка и купание. Приятно чувствовать себя чистым. Но у Эрнста мы обнаружили изрядное количество гнид. Результат прогулок?! Нет гарантий, что и я не подцепил вшей. Мерзкая обстановка! Вокруг так много грязи, что жуть берет. В комнате, в пище, в одежде… Брр! Я бы хотел закончить жизнь в большей чистоте, в более культурных условиях.
Ирина Щербакова, руководитель просветительских и образовательных программ «Мемориала», объяснила на презентации, чем так затягивает чтение дневника: «Дмитрий Бергман с немецкой аккуратностью описывает, что положили в дорогу, как обустраиваются, как проводят день. Эта правда производит сильное впечатление, потому что даже в самой тяжелой ситуации этот человек с многовековой немецкой закваской пытается любой ценой внести в абсурд какой-то порядок».
1 января 1942 года
Новый год наступил. Тихо и незаметно. Правда, М. кое-что испекла. Мальчишкам дала по кусочку сахара. Печальный Новый год! Весь день она проводит в конторе. Вечером мы работаем, я – лежа в постели! Лежу с утра до вечера. Качусь под гору!
Это одна из последних записей в дневнике. Дмитрий Бергман поехал в Сибирь больным. 6 февраля 1942 года он умер в возрасте 46 лет от воспаления легких, пораженных туберкулезом. «Мать зачем-то взяла на похороны и меня, – рассказал живущий в Новосибирске Эрнст Бергман, видео которого показали на презентации. – Укутала в какое-то одеяло. А был жуткий мороз, чуть ли не 48 градусов. Мы быстро засыпали могилу и уехали на санях. Уже на следующее лето я не мог найти могилу отца».
Незадолго до смерти Дмитрий Бергман получил повестку о призыве в трудармию, но явиться по ней не смог. Государство потерю в трудовых ресурсах восполнило: была мобилизована Маргарита Бергман. Сыновей ей пришлось оставить соседям. Вернуться за ними она смогла лишь после войны, в августе 1945 года. Позже Маргарита Бергман переписала дневник мужа и снабдила его своими комментариями. Через 40 лет после смерти отца Эрнст Бергман, сотрудник художественно-графического факультета Новосибирского пединститута, перевел дневник на русский язык. Для публикации перевод был переработан и уточнен. «Прочитав дневник, я был потрясен не только ужасами депортации и тяжелыми условиями жизни, – сказал на презентации директор Гёте-института Рюдигер Больц. – Казалось бы, у автора дневника имелось достаточно поводов жаловаться и даже ненавидеть, но ничего этого там нет. Он описывает повседневную жизнь и делает это даже с юмором».
Запись Бергмана от 14 сентября 1941 года оказалась пророческой как для него, так и вообще для российских немцев: «Прибываем в Урбах и покидаем территорию Республики немцев Поволжья. Прощай навсегда!»
